Владимир Лещенко - Русский с «Титаника» [litres]

– Через три-четыре недели гипс можно будет снять, и вы будете почти здоровы, мистер Джордж, – сообщил он, с улыбкой приняв шесть долларов у Елены.

А на третий день Ростовцев очнулся глубокой ночью и вышел из гостиницы со странным ощущением. Он жив и здоров, он ходит и говорит, дышит и видит окружающий мир, а не лежит мертвый во мраке на илистом дне.

Юрий стоял посреди улицы один, совершенно один, и хотя вокруг были сотни и тысячи людей, он внезапно ощутил такое страшное одиночество, какого не знал никогда. Он стоял на оживленной улице, а вокруг, несмотря на поздний час, были люди. Их было много, они веселились, пели, радовались чему-то.

Ярко освещенная тысячесвечовыми электрическими фонарями улица была запружена – повозки, авто, грохочущие трамваи, плюющиеся искрами вольтовых дуг. И повсюду вспыхивали сполохи огня: красного, янтарного, зеленого, синего – всяческая реклама. Дорогие бродвейские заведения наполнялись посетителями, утомленными нервным биржевым днем. Стеклянные вращающиеся двери едва успевали пропускать чисто выбритых джентльменов с роскошно одетыми спутницами, чьи платья стоили столько, что иному семейству хватило бы на несколько лет безбедной жизни.

И невольно, сам не замечая, он начал с интересом наблюдать за жизнью Бродвея. Зарево со всех сторон било в глаза, шум и голоса толпы заглушали грохот эстакадных поездов и сабвеев, из кафе и ресторанов слышалась громкая музыка. Жизнь продолжалась. Всех их, а значит, и его, Юрия Викторовича Ростовцева, тридцати трех лет…

В дверь кто-то тихо постучал. Юрий нервно вздрогнул, будто со сна, отходя от воспоминаний, и повернулся к двери.

– Войдите!

Вошла молодая красивая женщина в неброском темном платье и небольшой мягкой синей шляпке с вуалеткой….

Розовое, пышущее здоровьем лицо, четкие очертания полных губ и лучистые глаза… Елена сейчас совсем не походила на то испуганное существо, как в ночь их знакомства.

– Как прошли визиты, дорогая? – улыбнулся он.

– Без всякого толка… – покачала Елена-Нора головой. – Там, где требовалась компаньонка для пожилой леди, – процитировала она объявление, – никакая не пожилая леди, а форменная старая мегера! К тому же скупая, как ее дедушка.

– Как… э-э… кто?

– Как сам черт! – произнесла с улыбкой Елена, заставив и его рассмеяться. – На место продавщицы в магазин духов уже взяли кого-то. А там, где искали кельнершу в казино… – она вздохнула, – управляющий так на меня пялился, что все стало ясно с первой же минуты.

Его подруга и возлюбленная уже не первый день искала себе место, рассудив, что Нью-Йорк в этом смысле дает немало возможностей, и она быстро найдет работу. Пока, однако, не выходило.

– Ну вот, – продолжила она. – Так что я, не заходя в номер, решила заглянуть к тебе – вся взмокла и пропылилась, пока по этим улицам бегала. А у тебя весьма роскошная ванная!

И скрылась за дверью уборной.

А Юрий все думал, что ему нужно сказать, что ей не надо искать работу в этом исполинском чужом городе. Что – да пусть даже хоть и завтра – им нужно поехать в Вашингтон в русское посольство, чтобы Елене тоже получить русский паспорт и сразу обвенчаться в тамошней церкви, заверив метрическую запись у посла. И в Санкт-Петербург она вернется его женой… И… и все будет хорошо! Думал и никак не мог подобрать слова, чтобы звучали убедительно. А когда из дверей ванной с лукавой улыбкой вышла Елена, завернувшаяся, как в бурнус, в махровую простыню, он не стал ничего говорить, а пошел следом за ней в спальню…

В себя они пришли только через час, и первым делом разлили купленное еще вчера вино по бокалам. Он смотрел на Елену влюбленным, чуточку смущенным взглядом. И не думал о разговоре, который должен между ним произойти, и о том, что должен ей сказать.

– Выпьем за то, чтобы нам благополучно закончить дела… – шутливо сказала она, принимая бокал.

Ростовцев обнял спутницу. Она прикрыла глаза, сладко поежилась в его объятиях и подставила губы для поцелуя.

– Удивительная вещь жизнь, – заговорила снова, не спуская с него блестящего взгляда. – Вот, казалось бы, ни логики, ни смысла, игра в кости… Мы не должны были вообще встретиться. А наш корабль не должен был погибнуть…

– Да, с этой льдиной как будто сам дьявол все это устроил! – вздохнул он.

– Брось, Юрий! Или это демоны и духи гнали «Титаник» в ночь через ледяные поля во мраке?

– Может быть! – бросил Ростовцев, вспомнив вдруг последние слова безумного мага.

Елена помолчала, а затем вдруг спросила:

– Скажи, все-таки… я тебя сильно подвела с этими бумагами?

Юрий лишь вздохнул.

Вечером следующего после спасения дня он, окончательно придя в себя, потребовал, чтобы Елена принесла документы Нольде. Увы! Его ждало горчайшее разочарование! Сверток с папкой, как видно, лежал на дне шлюпки, в воде, да еще на него, судя по следам, не раз наступали пассажиры.

Бумаги превратились в слипшийся ком, чернила расплылись – даже сам Шампольон не взялся бы за то, чтобы прочесть их. Лишь на несколько верхних страницах можно было что-то разобрать. А карта напоминала мазню сильно нетрезвого художника… Может оно и к лучшему? Если подумать, за это «наследство» сумасшедшего барона еще весьма возможно пришлось бы потягаться с бывшими товарищами по партии, с Охранным отделением и еще бог весть с кем. Стать миллионером, конечно, соблазнительно. Но риск… А сейчас, когда он встретил Елену, особенно хочется жить долго и счастливо, не имея злых и сильных врагов за спиной.

– А кто хоть тебя за ними послал, можно узнать? – спросила Елена немного погодя. – Или это какой-то секрет?

«Судьба!» – хотел он сказать, но лишь многозначительно покачал головой, мол, лучше об этом не говорить попусту.

– Ладно, не думай об этом, дорогой. Давай выпьем еще?

– Давай, – кивнул он, чувствуя губы Елены на своей щеке.

Через два часа, когда, сполна насладившись близостью с нею, Юрий уснул, она встала с кровати, прислушалась к его ровному дыханию, быстро оделась и на цыпочках пошла к двери. Отперев ее, оглянулась на безмятежно спавшего Ростовцева, грустно улыбнулась и, послав ему воздушный поцелуй, бесшумно выскользнула из номера…

Не заходя к себе в номер, Елена спустилась на первый этаж. Чернокожий швейцар в красной с золотыми галунами ливрее поклонился, когда она прошла мимо, спускаясь по мраморным ступеням. Когда за ее спиной закрылись двери «Астории», улица на миг ошеломила молодую женщину, чуть пригасив щемящее чувство утраты. Она пересекла площадь Таймс-сквер со сверкающими вывесками Бродвея, уличными артистами и переполненными барами, и правда похожую на «перекресток мира». Людской поток вынес ее на платформу элевейтора [45] Elevated Railway, надземная железная дорога. .