Эптон Синклер - Приобретут весь мир

Да, это была ситуация, о которой нужно подумать. Если Бьюти могла быть права в своих подозрениях, что она могла сделать? Разумеется, не оскорбить Софи Тиммонс или ее племянницу. И, конечно же, ничто не должно ранить чувства мужа. Скорее всего, это было бы вспышкой женственности со стороны Бьюти, диким побуждением удержать своего мужчину. Но она была бы слишком проницательной, чтобы слишком надеяться на эту стратегию. Она знала бы, что если Парсифаль станет походить на «некоторых другие старичков», то он найдет много других Аделей. Отныне, до конца своей жизни, Бьюти будет выискивать любой крошечный знак. У нее были глаза ястреба, когда дело доходило до тайных мыслей других людей. Ее жизнь станет трагедией. Трагедией слишком старой женщины, чтобы очаровать нового напарника и слишком искренне преданной своему мужа, чтобы когда-либо хотеть другого.

Ланни волновался. И через день или два, проходя мимо двери своей матери, он услышал то, о чём он думал. Это было подавленное всхлипывание. Было утро, и Парсифаль был во дворе, читая одну из своих религиозных книг. Ланни постучал несколько раз, а потом более властно. Наконец, его мать открыла дверь и впустила его. Там по ее щекам текли слезы, несмотря на то, что она вытирала их мокрым носовым платком. Он понял, что на этот раз, должно быть, серьезно, и сказал: «Что за дьявол?»

«О, Ланни, самая ужасная вещь!» — затем, несколько противоречиво — «О, я такая глупая, ты подумаешь, что я сошла с ума».

— Я ничего не могу подумать, пока ты не скажешь мне, в чем дело, дорогая.

— О, Ланни, мне приснился сон! Самый ужасный сон за всю мою жизнь!

«Сон!» — воскликнул он в изумлении. — «Ты имеешь в виду, что ты в таком состоянии думаешь о сне ?»

— Но он был таким отчётливым и таким ужасным. Я думала, что я бодрствую. Не могу поверить, что это не символично, что это не предупреждение. Ты много раз говорил мне, что сны иногда означают это.

— Какой был сон?

— Я нашла Парсифаля в объятиях Адель, и Парсифаль сказал мне, что он больше меня не любит. Затем Адель бросила мне вызов. Она сказала; «Разве ты не знаешь, что ты старуха? Тебе хана, и он мой, мой ! Она кричала на меня. О, маленькая лисица, гадюка! Я могла бы задушить ее!

«Надеюсь, ты не причинила ей вреда», — серьезно сказал Ланни.

— Я проснулась, прежде чем смогла что-либо сделать с ней. Я лежала совершенно неподвижной, оцепенелой от ужаса. Я не могла заставить себя поверить, что этого не произошло. Это было так реально, лишающим сил. Это случилось рано утром, но я не смогла снова заснуть, опасаясь попасть в лапы этого кошмара. Даже сейчас, когда я говорю тебе об этом, я уверена что это случилось, что это предупреждение, я знаю, что это реально, и что я была дурой. Я должна была действовать давно, чтобы остановить это. Но теперь уже слишком поздно!

Слезы все еще текли. И Ланни подумал — «Это становится одержимостью, я должен рассказать Парсифалю, он единственный способ лечения». Этот современный святой сидел во дворе, думая о Любви, с большой буквы и о Силе Разума над Телом. Он действительно верил в эту силу, и Ланни тоже. Но после того, как вы уверовали, что за скука продолжать повторять это! Это то, что делали все последователи Новой Мысли, это то, что вам нужно было сделать, если бы вы хотели, чтобы эта вещь работала внутри вас. Вы должны были продолжать думать об этом. «Приставьте швейцара к двери мысли», — приказала мать Эдди [6] [6] Мэри Бэйкер Эдди (1821–1910) — американская основательница религиозного движения «Христианская наука», Автор известной книги о «духовном врачевании» , и снова и снова она настаивала на том, чтобы только одна мысль постоянно оставалась в голове о Боге, как о Любви, Жизни, Всего. Назовите это самовнушением или самогипнозом. Но они были только названиями власти ума. Некоторые называли это Богом, и это работало лучше. Ланни не мог найти ответа на один вопрос: «Если Бог считал, что я должен молиться весь день, почему Он дал мне такое интенсивное любопытство по поводу внешнего мира?»

Во всяком случае, в тенистом углу двора был Парсифаль, довольный тем, что пчелы и бабочки выполняли свои обычные дела и никогда не скучали. А вот его любимая жена замкнулась в своей комнате, мучая себя сном! «Послушай, дорогая старушка», — сказал сын, — «тебе нужно избавиться от этого! Ты действительно сводишь себя с ума».

— Я знаю это, Ланни, но я не могу понять, произошло ли это ужасное, или вот-вот произойдёт.

— Совершенно очевидно, что ты просто драматизируешь свои собственные подозрения. Ты должна использовать свой разум и убедить себя, что в действительности нет оснований для этого.

— Это легко сказать, Ланни, но это только показывает, что ты не знаешь, что в сердцах женщин. Всех женщин.

— Ты считаешь, что все женщины думают, что их мужья будут им неверными?

— Когда женщина достигает моего возраста, она обнаруживает что-то ужасное. Она обнаруживает, что мужчины любят только молодых!

— Я не согласен с тобой, что все мужчины сатиры. И я думаю, что можно стареть изысканно красиво. Когда ты была молода, ты видела, как другие женщины это делали. Ты должна была понять, что придет твоя очередь.

— Полагаю, я знала это в теории, но я никогда не сталкивался с мыслей о том, что я могу стать слишком толстым, а потом, если я похудею, то буду полна морщин!

— Ты никогда не была просто красивым телом. Ты женщина не глупая, дорогая, и пришло время использовать свои мозги и признаться, что тебе будет шестьдесят, и это отличается от шестнадцати. У возраста есть свои достоинства. Ты можешь узнавать вещи и понимать жизнь, на что ты не могла надеяться тогда.

— Все верно, Ланни, и я спорю об этом сама с собой. Но когда я сталкиваюсь с мыслью, что какая-то молодая женщина возьмет кого-то, кого я люблю, и оставит мой дом и моё сердце пустыми, тогда мне кажется, что моя жизнь кончилась. И когда у меня такие ужасные сны, что мне делать?

Ланни действительно не знал, что предложить. Это помогло ей доверять тому, кого она любила. И он был рад, что cмог ей помочь. Когда она воскликнула, что это была любовь к свободе любви, которая принесла урожай зубов дракона, он смог утешить ее, сказав, что она никогда не разбивала дом другой женщины. Четверо мужчин в течение более сорока лет не были такими плохими рекордами, когда это было в Париже и на Побережье Удовольствий. За раз у нее был только один из этих мужчин, и она преданно служила и помогала каждому из них, как только могла. Возможно, она вышла бы замуж за Робби Бэдда, если бы она была более хладнокровной. Но она знала, что его семья и семейные оружейные заводы Бэдд были для него святым делом, и, если бы он был выброшен оттуда и лишен наследства, он никогда бы не был счастливым человеком и, возможно, целиком распался.