Микаель Ниеми - Сварить медведя

– Проходите, проходите. – Учитель показал на пустой стул для посетителей.

Я вскочил, с отвращением чувствуя, как по спине бегут ручейки пота, дождался, пока она сядет, и дрожащей рукой потянулся за бумагой и карандашом. Прост строго распорядился, чтобы я не открывал рот, молчал – разве что он сам что-то у меня спросит.

– Записывай все до мелочи. Пусть тебе покажется неважным – все равно записывай.

Я приготовился записывать.

– Мария, насколько мне известно, работает служанкой? Доит коров?

– Да. – Еле слышный писк.

Она надела все самое лучшее, как если бы собралась на службу в храм. Шея розовая – наверное, долго стояла и оттирала несуществующую грязь. Из-под платка выбилась пара золотых прядей. Я представил, как подхожу к ней и тихонько наматываю эти золотые нити на палец, провожу по ним губами. Мне бы очень хотелось написать что-то о ее несказанной прелести, я даже начал, сам того не подозревая, – но вычеркнул и коряво начертил: «Служанка в коровнике».

– Красивое имя – Мария, – сказал прост.

– Маму тоже зовут Марией.

– Я слышал, Мария очень любит танцевать.

Она украдкой бросила на меня взгляд и сильно покраснела, будто ее накусали комары. Я был вне себя. Теперь она подумает, что это я донес про танцы.

Она промолчала. Сидела с пылающими щеками.

– Ничего плохого в танцах нет, – успокоил ее прост. – Мария, наверное, решила, что я осуждаю танцы? Знаю, знаю – ходят слухи о моих строгих правилах, но могу признаться: в молодости я тоже очень любил танцы.

Я не поверил своим ушам. Неужели этот согбенный годами старик может пройтись в вальсе? Наверняка привирает.

– Но нельзя забывать и про опасности, – поспешил прост приземлить свое мечтательное признание. – Танцы могут вызывать плотские желания. И жарко, как в сауне. Иногда хочется прохладиться, правда?

Она попыталась кивнуть, но отсюда, в полупрофиль, я видел, как напряжена ее шея. Кивнуть не вышло, она скорее дернулась, как от удара. Прост, полуприкрыв глаза, ждал ответа. «Как в сауне», – судорожно записал я.

– А после танцев? Когда начали расходиться?

– Что?

– Мария была одна?

– Одна, – ответила она быстро.

Чересчур быстро. Прост сложил кончики пальцев обеих рук, получилось что-то вроде клетки. Наверное, подражал кому-то из университетских профессоров.

– Значит, никто не провожал Марию с танцев?

– Нет… никто.

«Никто не провожал», – записал я дрожащей рукой.

– И из девушек никто?

– Не-а.

– Вы совершенно уверены?

Она судорожно сглотнула и, мучительно покраснев, хотя краснеть уже было некуда, кивнула – да, уверена. Я еле удержался, чтобы не закричать на учителя: хватит ее мучить!

– Да… уверена. Я шла домой одна.

– Может, Мария заметила, что кто-то ее преследует?

– Кто бы это мог быть?

– Мужчина.

– Нет…

– Видела ли Мария Руупе в тот вечер? Работника с конюшни?

– Да, он там был. Противный.

– В каком смысле противный?

– Ну… пьяный.

– Понятно… Значит, и Руупе не преследовал Марию?

– Я не видела.

– А Юлина? Может быть, вы заметили, что кто-то пошел за ней?

– Нет, я ее не видела.

– Мария вообще ее не видела?

– Видела, конечно. На танц… вечером видела.

– А Марии было не страшно идти домой одной? Если вспомнить, что случилось с Хильдой Фредриксдоттер?

Она посмотрела ему в глаза. Потом оглянулась на меня и покачала головой. На щеках ее цвели алые розы.

– Я очень благодарен Марии за эту беседу. – Прост встал и неожиданно ласково улыбнулся. – Кстати, мне хотелось бы показать одну штуку. Если у вас есть минутка… Я посадил немного картофеля. И он так принялся, будто Господь его благословил. Пойдемте, я вам покажу.

Она покорно вышла за ним в сад. Я видел из окна, как они прошли по огороду Бриты Кайсы, как он наклонился, осторожно разгреб землю пальцами и обнажил белые червячки корешков. Он вел себя совершенно непринужденно, как будто и не было этого неприятного разговора… «допроса», как он его назвал. А по ней видно было, что она только и мечтает поскорее от всего этого избавиться.

Наконец, она не особенно ловко сделала книксен и быстрым шагом пошла к калитке. А я не мог оторвать взгляд. Смотрел на ее мягко покачивающиеся бедра, на выбившиеся золотые завитки на шее, прижатые к юбке тонкие, но сильные руки.

Я вышел из дома и подошел к просту. Он вытирал руки пучком травы.

– Что скажешь, Юсси?

Я откашлялся. Постарался выбрать слова.

– Она выглядела немного… она беспокоилась.

– Ты так думаешь? Беспокоилась? – Прост посмотрел на меня весело, я бы даже сказал – игриво. – У нее были основания беспокоиться?

– А зачем просту понадобилось показывать ей картофель?

– Картофель? О, Юсси, Юсси… сегодня мыслительные способности тебе отказывают. Ты ничего не заметил, кроме ее красоты.

Я покраснел и чуть не наступил на грядку с картошкой, но на полушаге меня остановил яростный вопль проста, а в следующий миг он толкнул меня так, что я не удержался и сел на землю.

– Что вы делаете?

Прост, даже не глядя на меня, сунул руку в карман, вытащил оттуда лист бумаги и уставил палец на грядку, куда я чуть не наступил. В мягком, заботливо разрыхленном перегное отчетливо отпечатался ее башмак. Он развернул бумагу и показал:

– Узнаешь?

Еще бы не узнать. Это был мой собственный рисунок. Я тут же вспомнил, как он просил меня как можно подробнее зарисовать след башмака на мокрой глине в Кентте.

– Смотри, Юсси. Ты молодец, рисунок замечательный. Видишь вот этот след от трещины на подметке?

Мне оставалось только молча кивнуть. Я вспомнил мятую траву там, на поляне, где лежали любовники. И мерзкий, обслюнявленный огарок. Сикарр…

– Значит, Мария показалась тебе взволнованной? – сказал прост без особого добродушия. – Ничего удивительного: она лгала мне в лицо. Она там миловалась с Нильсом Густафом, на той полянке. А преследователь стоял за кустом и подсматривал.

– И прост считает… это и был насильник? Тот, кто подсматривал?

Вместо ответа он ласково погладил толстый, сочный стебелек.

– Картофель… – задумчиво произнес он. – Думаю, он будет очень важен для наших краев. Лишь бы успел созреть…

Я показал на мелкие белые цветы. Кое-где лепестки опали, и на их месте выглядывали маленькие зеленые ягоды.

– Уже начинают созревать.

– Дурачок! – засмеялся прост. – Ягоды картофеля ядовиты. Никогда не верь внешней красоте, Юсси. В картофеле съедобно совсем другое. Покажу, когда придет время.

Мы пошли в дом. По пути он прочел мне маленькую лекцию: оказывается, одно и то же растение может выглядеть совершенно по-разному, все зависит от места, где оно посажено. И это большой соблазн для честолюбивых ботаников: они гордятся, что открыли новый вид, и спешат назвать его своим именем. Прост даже придумал название для таких торопыг – «видоделы».