Микаель Ниеми - Сварить медведя

– Она всегда спит в этом… в этой рубашке?

– Да. Всегда и спит… спала.

– А на ногах? Никакой обуви?

Элиас покачал головой. Прост еще раз огляделся и заметил, что поодаль лежит еще один кусок веревки.

– А это?..

– Я разрезал петлю. Думал, жива еще… – сдавленным голосом сказал Элиас.

Его могучее тело дернулось словно в судороге, но он сдержался и замаскировал рыдание внезапным приступом кашля.

– А что за веревка? Ваша?

Отец Юлины, по-прежнему кашляя, покачал головой:

– Первый… первый раз вижу. Наверное, попросила у кого-то.

– Voityäparka, – опять заплакала Кристина. – Бедная девочка…

– Да… что тут скажешь? Бедная девочка… – пробормотал прост.

– Бедная, бедная девочка… неужели душа ее теперь попадет в ад? – внезапно спросила мать, заглядывая просту в глаза.

Прост не ответил. Как мне показалось, не смог себя заставить. Вместо ответа сложил руки и прочитал молитву – точно так, как читал, когда причащал еще живую Юлину. Элиас и Кристина присоединились к молитве, а я так и не решился. Все, что говорит прост, – слова. Всего лишь слова. Его слова не смогли ее защитить.

– Агнец Божий – и такое дело… грех ведь? – спросил отец. – Нельзя ведь?

– Нельзя.

– Даже когда совсем худо… держаться надо, вот что я вам скажу.

Похоже, Элиас уговаривал сам себя. Прост осторожно положил руку Кристине на плечо:

– Расскажите… как вы ее нашли?

– Ну… я же говорю – лежанка пустая. Покричала, конечно, в сарай заглянула. Господи, беда-то какая… потом гляжу, а на опушке-то… Я сразу поняла: она.

– И?

– Закричала, конечно. Криком закричала – Элиас, кричу, ребята… скорее, мол, скорее!..

Братья дружно закивали.

– А потом?

– Отец-то сразу веревку отрезал, – пробормотал старший.

– Ковер велел притащить, – сказал второй сын. – Веревку, значит, отрезал, петлю снял… снял и говорит: нет, говорит. Нельзя в дом такое нести.

– Почему нельзя? Можно.

– Ну, те-то… кто сам себя…

– Пока можете положить тело в сауне. Пусть исправник посмотрит.

– А мы еще и не посылали.

– Значит, пошлите сейчас. И отнесите в помещение прямо сейчас. Мухи…

Элиас нагнулся, отогнал мух, набросил одеяло и вместе с сыновьями поднял безжизненное, уже успевшее окоченеть тело. Я не мог оторвать глаз от выглядывавшей из-под одеяла мучнисто-белой руки с растопыренными пальцами. Мы пошли следом. Юлину осторожно положили на полку, после чего подошедший прост опять опустился на колени и прочитал молитву. Глаза полузакрыты, спина сгорблена, словно он где-то в другом, недоступном нам мире. Я понял, что он хочет.

Повернулся к родне и прошептал:

– Оставьте проста в покое. Сами видите. Пошлите кого-нибудь за исправником, а я побуду с учителем. И принесите, пожалуйста, свечу.

Кристина вышла, через минуту вернулась с большой сальной свечой и тут же, неловко присев, вышла. Я зажег свечу и запер дверь.

Прост тут же поднялся с колен и засучил рукава.

– Надо торопиться. Бедная девочка.

Я достал бумагу и замер с карандашом в руке.

Он аккуратно откинул одеяло и поднес свечу поближе.

– Шея… шея повреждена петлей. Но посмотри на синяки…

– Что – синяки?

Он развел пальцы и поднес к шее умершей. Багрово-синие отметины совпали так, что мне стало страшно.

– Как и у Хильды Фредриксдоттер. Этот зверь удушил ее голыми руками. Она наверняка была уже мертва, когда он тащил ее к дереву.

– То есть… вы хотите сказать… она не самоубийца?

– Ты же и раньше видел такие синяки, Юсси. Отпечатки пальцев в виде полумесяца.

Прост снова поднял с глаз монеты, слегка раздвинул веки и долго и внимательно смотрел в мертвые глаза.

– Полопавшиеся мелкие сосуды тоже говорят, что ее задушили. Запиши, Юсси.

– Откуда учитель все это знает?

– Обычное естествознание, Юсси. Мой друг в Упсале шел по врачебной линии. Запиши также: синяки на предплечьях, типичные.

– Он держал ее за руки?

– Возможно, прижал коленями. Юлина сильная девушка, но на этот раз у нее не было заколки. К сожалению… Можешь мне помочь?

Я подсунул руки под колени трупа и приподнял, как он велел. Он секунду посомневался, тряхнул головой и задрал подол ночной рубашки.

– Посмотри на ее ноги. Что можешь сказать?

– Ноги… ноги как ноги. Никаких повреждений.

– Вот именно! Ни царапин, ни ссадин. И что думает по этому поводу Юсси?

– В каком смысле?

– В том, что все, что мы видим, говорит против самоубийства. Попробуй вскарабкаться на толстый ствол сосны, потом перебраться на сук – и при этом не получить ни единой царапины! В штанах – возможно, но в ночной рубашке – исключено.

Прост попытался приподнять ногу, но трупное окоченение зашло довольно далеко, и ему пришлось изогнуться, чтобы посмотреть на подошвы.

– А вот пятки сзади расцарапаны. Обе, как видишь.

– Тело волокли по земле.

– Молодец. Убийца повалил ее на землю, задушил, взял под мышки и поволок к дереву. Тогда и появились царапины на пятках. Веревку приготовил заранее. Перекинул через сук. Надел петлю на шею, поднял тело, а второй конец привязал к дереву. Вот, посмотри, – он развернул платок, – вот они. Чешуйки коры, где веревка терлась о сук.

Прост попросил меня зарисовать все повреждения на теле, бережно закрыл глаза покойной, положил медяки и накрыл тело все тем же одеялом.

– Пошли посмотрим, что творится вокруг.

Мы вышли из бани. Он двинулся к дальнему концу дома. Здесь стоял маленький, слегка покосившийся деревянный сарайчик.

– Отхожее место. Думаю, Юлина вышла по нужде. Ночь, все спят, никто и не слышал ее шагов. А преступник уже караулил. Вполне возможно, он пришел не в первый раз. Несколько ночей ждал удобного случая.

Взгляд проста упал на несколько росших чуть поодаль осин.

Уверенно подошел и ткнул в землю:

– Вот здесь он и стоял.

Нагнулся и поднял что-то с земли:

– А это что?

Между большим и указательным пальцами он держал что-то очень маленькое.

– Карандашная стружка? – спросил я.

– Нет, Юсси. Это что-то другое.

И я сразу увидел это «что-то другое»…

На коре были следы ножа – два глубоких, длинных шрама. Вместе они представляли хорошо известную фигуру.

– Крест… – прошептал прост. – Он стоял, ждал свою жертву и вырезал на коре крест.

– Но почему? Почему именно крест?

– Вполне возможно, этот крест предназначен мне.

– В каком смысле? – не понял я.

– Помнишь, в лавке в Пайале я послал ему предупреждение? Дал понять, что мы напали на след? Не исключено, что он стоял там среди других и слушал.

– Значит, крест?..

– Прямая угроза. Ответ.

– Но кто… кто может быть таким хладнокровным?

Ответ последовал немедленно.

– Змея. Змеи хладнокровны. И на Пайалу сочится змеиный яд.