Микаель Ниеми - Сварить медведя

Мы быстро вымыли руки и пошли в дом. Кристина предложила поесть, и мы с благодарностью согласились – оба изрядно проголодались, мы же вышли из дому натощак и с тех пор крошки во рту не имели. Я молча жевал рыбную кашу, прост тоже ел, но при этом махал рукой у рта, словно торопился прожевать побыстрее, а как только удавалось проглотить, тут же задавал вопрос.

– А где ваша собака? Она не лаяла ночью?

– Нет… исчезла куда-то, – равнодушно сказала Кристина.

– Что значит – исчезла?

– Ну… где-то бегает. Течка у нее.

– Понятно… А когда вы видели ее в последний раз?

– Позавчера, думаю. – Элиас вопросительно поглядел на Кристину, но та не шевельнулась. Не подтвердила, но и не возразила. – Она вообще… Как с Юлиной это случилось, сама не своя. По вечерам лает, рычит под дверью…

– Охраняет?

На этот раз Кристина кивнула:

– Ей кажется, крадется кто-то, да после такого… И мне как-то тоже показалось.

– Да… несколько ночей рычала, – подтвердил Элиас. – Мы-то ее выпускаем по ночам, домой не берем – какая-никакая, а охрана. Рычала, рычала… лисы тут бродят. Вообще-то она не рычит. Мирная. Да и маленькая – кто ее испугается?

– Но вчера исчезла?

– Придет. – Кристина пожала плечами. – Всегда приходила и сейчас придет. Куда ей деваться, явится.

– Стоит все же поискать. Как ее зовут? Сири, кажется?

– Ну.

– Красивое имя… Сири.

Не успели мы утолить голод, с дороги послышалось громыхание экипажа. Во двор, переваливаясь, въехала коляска, и с нее еще на ходу спрыгнули трое. Исправник Браге с неизменным Михельссоном и уездный врач Седерин. Несмотря на ранний час, от всей компании сильно попахивало пуншем. Оттого-то, как мне показалось, они и были подчеркнуто деловиты. Исправник командовал, Кристина бегала туда-сюда с его поручениями. У уездного медикуса, крупного и толстого мужчины, судя по тому, как он, морщась, опирался на трость, болела спина. Круглые очки все время сползали на кончик малинового носа, и он неуклюже возвращал их на место, при этом каждый раз неодобрительно поглядывал на проста. Неудивительно: доктор пил часто и много. Кампания против пьянства, которую развернул прост, угрожала ему лишением единственного лекарства, помогавшего от заполярной тоски.

Исправник поспрошал, как и что, и все трое втиснулись в сауну. Просту в маленькой парной места не хватило, он остался в дверях. Исправник с отвращением посмотрел на труп Юлины, вытащил кружевной носовой платок и вытер руки.

– Все они такие синие, когда вешаются, – объявил он. – Уродство какое. А ведь хорошенькая была.

– Приглядитесь к шее, господин исправник, – негромко сказал прост.

– А…и вы здесь, господин прост. Опять лезете не в свое дело. Извините, мы должны работать.

Доктор Седерин попросил табуретку – не потому что вид повешенной произвел на него сильное впечатление, за годы работы он видывал и не такое. Но после вчерашнего возлияния с исправником он охотнее всего не сел бы, а лег на первую подвернувшуюся лежанку.

– Язык синий, опухший. Лицо – сами видите. Шейные позвонки свернуты петлей. Повесилась, ясное дело.

Седерин согласился – сама мысль о какой бы ни было дискуссии была ему мучительна. Неохотно достал блокнот и записал на латыни: суицид. Самоубийство.

– Отметины на шее не совпадают с петлей, – возразил прост.

– Я вы-то откуда знаете?

– Я знаю только, что у петли нет пальцев. А синяки на шее именно от пальцев. Петля не могла оставить такие следы.

– Конечно, от пальцев, – рявкнул исправник. – Вы что, не помните, что с ней было?

– Нет, это не те следы. Эти синяки свежие. И уж совсем свежи царапины. Наверняка от ногтей.

Исправник шагнул к просту. Схватил его за воротник, чуть не поднял на воздух и начал трясти, обдавая вчерашним спиртным духом.

Прост потом рассказывал – в эту долю секунды он вспомнил отца. Те же самые внезапные, ничем, кроме алкоголя, не вызванные приступы ярости, от которых страдала не только семья, но и все его окружение.

– Господину Браге не удастся меня запугать, – хрипло выкрикнул прост.

И тут последовал удар. Прост отлетел и ударился головой о стену. Заодно и врач получил пинок. Табурет свалился, и медикус оказался на полу. Исправник целил в зубы, но в последний момент прост успел отвернуться, и удар пришелся по скуле. Учитель, наверное, на какое-то мгновение потерял сознание. Он так и остался сидеть, прислонившись спиной к закопченной бревенчатой стене, только поднял, защищаясь, руки. Я попытался встать между ними, но исправник отбросил меня в сторону и навис над учителем – похоже было, что собирается ударить проста ногой. Но тут, к счастью, раздался вопль Михельссона:

– Сейчас свалится! – Секретарь заметил, что труп Юлины вот-вот упадет с полки, и бросился его подхватить.

Этот крик привел исправника в чувство.

– Заткнись, ты, аллилуйщик! – прошипел он просту, снял форменную фуражку, вытер усы и встряхнулся, как огромный пес.

Я помог просту встать. Глаза у него все еще плавали. Он сплюнул – с кровью, как мне показалось. Взял меня за руку, и мы вышли во двор. Там уже собрались домочадцы и соседи. По лицам было видно, как они изумились, увидев покачивающегося проста.

– Ничего, ничего, – пробормотал он, – все в порядке.

Я посадил его на крыльцо – пусть придет в себя. Он долго сидел, закрыв лицо руками, а я был в ярости, меня аж подбрасывало. Чтобы успокоиться, достал карманную Библию и открыл наугад. Попал на притчу о блудном сыне. Сын уехал в дальние страны, растратил все, что имел, и вернулся к отцу.

А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду… и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся [21] Лк. 15:22–24. .

От опушки отделилась человеческая фигура. Младший сын.

– Kirkkoherra! Пастырь!

Прост, как мне показалось, не слышал. Я подергал его за рукав, и он поднял на меня затуманенные глаза.

– Пастырь! Мы нашли собаку!

Песик лежал, нелепо раскинув лапы, верхняя губа приподнята так, что видны небольшие клыки, в углах пасти застыла желто-серая сукровица. Трупик спрятали под густой разлапистой елью и присыпали хвоей. Если бы не рои мух, парню ни за что бы не пришло в голову приподнять нижние ветки.

Прост осторожно погладил густую шерсть – мне показалось, прощупывает, целы ли ребра. Уже появился запах – труп лежал под елкой не меньше двух дней. Странно, что росомаха не добралась.

– Сири… – Юноша с трудом сдерживал слезы.

Прост повернулся к Элиасу:

– Вы на лис охотитесь?

– Ну… бывает.

– Как?

– Капканы ставим.

– А отравленными приманками не пользуетесь?

– Я-то нет… соседи, может… кто их знает. Господин прост думает?..