Дарья Плещеева - Наблюдательный отряд [litres]

Лабрюйер показал ему фотоснимок «Лизетты» в газете и объяснил, как должна выглядеть яхта на карточке. Теперь оставалось ждать возвращения фотографа.

Воскресенье – как раз тот день, когда клиенты валом валят. Сходить в фотоателье – это же развлечение, и Ян замучатся менять фоны – одному подавай рождественский зимний лес, хотя Рождество давно прошло, другому летний сад, третьему – морской пейзаж, а есть еще любители вставить сзади головы в прорезанные овальные дырки, чтобы на карточке выглядело, будто они летят по небу в аэроплане. Хорь совсем обалдел, гоняя взад и вперед студийный фотоаппарат на четырехколесном основании, Лабрюйер еле выбрал минутку, чтобы посовещаться с Барсуком.

Он дал Акимычу бумажку с описанием тощего черноусого господина, а также рассказал все, что мог, о даме-блондинке и госпоже Крамер.

– Понятно, – ответил Барсук. – Это, значит, наши клиенты…

– Скорее всего. Кому бы еще понадобилось за мной и за Хорем следить? Будь осторожен, Акимыч.

Акимыч ушел неторопливой походкой деловитого, знающего себе цену человека. Лабрюйер знал, что Барсук удивительно умеет располагать к себе женщин, и не найдется прислуги старше тридцати лет, которая не положила бы на него глаз.

Потом прибыл Пича и отдал «Атом» вместе с пленкой. Он пытался рассказать о своем подвиге во всех подробностях, но ему велели привести мать, да чтобы принарядилась! Лабрюйер хотел отправить их в кондитерскую вместе – сам он на это времени не имел.

Госпожа Круминь пропала. Дворник Круминь понятия не имел, куда ее понесло. Он даже был вынужден сам разогревать себе суп и кашу. Ян тоже ничего не знал.

Лабрюйер забеспокоился. Он дал женщине, если вдуматься, опасное поручение. Вызвав к себе Круминя, Лабрюйер стал расспрашивать о соседках, с которыми дружила супруга.

– Да их сотня, – ответил дворник. – То одна, то другая к нам забегает. Как ни зайдешь на кухню – обязательно какая-нибудь баба сидит и сплетни пересказывает.

Потом он все же назвал три имени. Лабрюйер отправил Пичу к этим соседкам, чтобы они помогли отыскать мать.

Пича ушел и пропал.

Тогда Лабрюйер закрыл салон, благо уже темнело, взял с собой Яна и сам пошел на поиски.

– Если через два часа не вернусь или не пришлю Яна, поднимай тревогу, – сказал он Хорю. – Вот тебе телефонный номер Линдера. Хотя сегодня воскресенье, но полиция открыта. Пусть высылает агентов, пусть они обшаривают все окрестные дворы.

Шастать во мраке по дворам, даже вместе с Яном, который в этих дворах вырос, – занятие утомительное и тревожное. Соседки, которых удалось найти, говорили примерно одно: Круминь была вчера или позавчера, показывала дорогой шелковый шарф, искала хозяйку. Мысли в голову уже лезли самые заупокойные.

Но, когда Лабрюйер с Яном вернулись в фотографическое заведение, супруга дворника преспокойно сидела там, да не одна, а с женщиной, которая чем-то смахивала на Анну Блауман.

– Я уж думала, Эльза не дождется господина! – сердито сказала супруга дворника. – Ей нужно бежать, пока не пришли хозяева.

– Где вы были, госпожа Круминь? – не менее сердито спросил Лабрюйер. – Мы тут переполошились?

– Где была? Я узнала, кто этот шарф потерял. Госпожа Краузе, вот кто!

– Госпожа Круминь, я знаю, что вы ее не любите. И вы догадались, что с этим шарфом связано что-то нехорошее, – прямо сказал Лабрюйер. – Может быть, вы просто хотите, чтобы полиция попортила господину и госпоже Краузе немало крови?

– Эльза, говори ты, раз уж мне не верят! – обиделась супруга дворника. – Эльза служит у Краузе. Это уже третья горничная у них после Анны Блауман!

Эльза, стесняясь перед чужим человеком и поминутно извиняясь, доложила, как было дело.

Шарф, который показала ей госпожа Круминь, она опознала сразу. Но мало ли таких в Риге? Нужно было убедиться, что шарф госпожи Краузе в шкафу отсутствует. Семейство собиралось вечером пойти в гости – почти в полном составе, кроме двух младшеньких, которые оставались с няней. Госпожа Круминь пришла и спряталась в «девичьей комнатке», примыкавшей к кухне. Они с Эльзой думали, что за полчаса перероют шкаф с комодами и убедятся, что шарфа там нет.

Но малыши закапризничали, когда родители уже были на пороге; возникло подозрение, что они отравились за обедом кашей на несвежем молоке; госпожа Краузе завизжала, досталось всем, правым и виноватым. Супруга дворника тихо сидела в «девичьей комнатке» и запоминала все подробности: будет о чем рассказать соседкам!

Нянька, молодая девушка, из современных, не умеющих промолчать, изругала хозяйку и пошла собирать свой чемоданчик. Тогда хозяйка опомнилась, и они еще битый час выясняли отношения и мирились. За это время оба малыша, устав от суеты, забрались на диван и там заснули. Родители вместе со старшими чуть ли не на цыпочках сбежали, а нянька пошла к хозяйскому телефонному аппарату – ее жених служил шофером у богатого господина, имел доступ к телефонной связи, и она пользовалась всяким случаем, чтобы с ним поворковать.

Госпожа Круминь и Эльза очень аккуратно изучили все дамское имущество хозяйки, шарфа не нашли, и супруга дворника повела приятельницу в «фотографию».

Выслушав их, Лабрюйер задумался. Очень сомнительно, что в Риге нашлась другая пара врагов Энгельгардта, вооруженная точно таким шарфом, – так рассудил он, – и нужно ковать железо, пока горячо. Сыскная полиция может сама, опросив свидетелей, напасть на след, а если она привяжется к супругам Краузе, будет куда сложнее задать им нужные вопросы. Хотя бы потому, что они могут оказаться в Центральной губернской тюрьме на Малой Матвеевской.

– Как я могу отблагодарить вас за сведения? – прямо спросил он горничную Эльзу. Она застеснялась, и госпожа Круминь пришла на помощь:

– Рубля хватит!

– Вот рубль. И молчите о том, что были здесь.

– Она будет молчать!

Полчаса спустя Хорь и Лабрюйер устроили в лаборатории военный совет.

– Ну, ты все знаешь, давай командуй! – сказал Лабрюйер.

– Мне нужно спланировать операцию? – уточнил Хорь.

– Да. Итак, цель – узнать, что на самом деле произошло в Федеративном комитете, когда он приговорил Энгельгардта и еще двоих на основании ложного доноса к расстрелу. Кто там заседал и куда делись эти люди. Старый Ротман утверждает, что его племянника там не было. Осудили племянника и еще каких-то неудачников. Но кто-то же принимал решения. Кто-то же остался безнаказанным.

– Думаешь, Розенцвайг?

– Что-то пока больно много сходится на Розенцвайге.

– Ты про яхту? Но ты же еще не знаешь, ходила ли она тогда в Выборг.

– Мы не знаем, – поправил товарища Лабрюйер. – У тех, кто шантажирует инженера Икс, должны быть прямые доказательства его вины, которые в любую минуту можно предъявить. Я допускаю, что Розенцвайга могут опознать какие-то выборгские свидетели, и их держат про запас.