Николай Свечин - Столица беглых

Лыков знал подполковника с другой, негласной стороны. О ней коллежскому советнику поведал его сын Николай Лыков-Нефедьев. Петр Кузьмич Козлов был опытным сотрудником военной разведки, специалистом по Монголии, Восточному Туркестану и Тибету. Попал он в эти дикие места с легкой руки своего земляка Пржевальского. За участие в экспедиции 1883–1885 годов Козлов был представлен великим путешественником и разведчиком к солдатскому «Георгию», чем весьма гордился. Еще он лично доставил в частный заповедник Фальц-Фейна «Аскания-Нова» несколько лошадей Пржевальского, где те впервые в мире дали приплод в неволе.

Поручик Лыков-Нефедьев участвовал в секретных русско-тибетских переговорах с Далай-ламой XIII, сначала в Лхасе, а потом в Урге. Он был связником, а сами переговоры вел Петр Кузьмич. Англичане, оберегавшие Тибет от российского влияния, имели на подполковника большой зуб, но это его мало беспокоило… Раскапывая руины Хара-Хото, Козлов параллельно решал задачи разведки. Ему опять помогал в этом Николка. После соглашения 1907 года «Большая Игра» — русско-британское противостояние в Восточной Азии — вроде бы пошла на убыль. Но это было внешнее впечатление. Шпионаж никуда не делся, он лишь приобрел более скрытые формы.

Подполковник не просто возвращался из очередной длительной экспедиции. Он вез с собой рапорты о происках вражеских разведок в Восточной Сибири. Курлов приказывал коллежскому советнику изучить эти донесения совместно с начальником Иркутского ГЖУ полковником Познанским. И оказать содействие последнему в изобличении шпионов. Видимо, после совместной с военными операции в Одессе товарищ министра считал Лыкова специалистом контршпионажа.

В конце шифровки Зотов сообщал Алексею Николаевичу, что Козлов везет ему частное письмо от Чунеева — таково было семейное прозвище Николая. Вот это новость! Сыщик не видел сына больше года и считал, что тот скучает в Джаркенте [47] См. книгу «Случай в Семипалатинске». , на границе с Китаем. И вот письмо от него приходит из пустыни Гоби… Интересная служба у поручика!

Путешественник делал свой доклад в актовом зале классической гимназии. Собрался весь цвет Иркутска, включая членов Сибирского отдела Российского Императорского Географического общества. Доклад длился три часа. Козлов показывал уникальные рукописи, найденные в мертвом городе. Среди них были буддистские манускрипты, которые считались давно и безвозвратно утерянными. Публика рукоплескала докладчику. С большим трудом тот сумел вырваться из объятий газетчиков, географов и просто любителей путешествий. Алексей Николаевич поймал его на подъезде и представился.

— Рад с вами познакомиться, — заявил подполковник. — Вы такого замечательного сына вырастили! Мне вот Бог только дочку послал. Можете смело гордиться Николаем Алексеевичем. Из него выйдет выдающийся, не побоюсь этого громкого эпитета, исследователь Восточного Туркестана.

Козлов понизил голос и добавил:

— Ну и офицер великолепный. Я всегда и во всем мог на него положиться. Спасибо вам!

— Это вам спасибо, — ответил растроганный папаша. — Говорят, у вас его письмо для меня?

— Оно осталось в гостинице. А…

— Мы сейчас едем к полковнику Познанскому. Потом я провожу вас до гостиницы и заберу письмо.

— Едем, Алексей Николаевич. Хорошо, что вы усилите жандармов. Поручик Лыков-Нефедьев рассказал мне несколько случаев из вашей службы. Впечатляет!

— Чего там отпрыск наболтал? Вот у вас с ним служба: вдали от родины годами… Я бы так не смог.

Подполковник с коллежским советником прибыли на Зверевскую улицу, 14. Познанский их дожидался.

— Ну, Петр Кузьмич, ваш доклад имел оглушительный успех. Я посылал своего помощника ротмистра Семеко послушать, он в восторге.

Лыков вспомнил, как этот Семеко справлял малую нужду посреди Большой улицы, и мысленно усмехнулся. Что тот мог понять в древних манускриптах? Но полковник быстро перевел разговор в деловое русло:

— Вы привезли кое-что и по нашей части?

— Два дела, — ответил Козлов. — Ниточки к ним вьются из Урги.

Он вынул из принесенной с собой папки несколько бумаг.

— Первое касается японца Сометаро-Инео. Он приехал в Иркутск в начале года. Имеет на руках паспорт, выданный Приамурским военным губернатором. Ведет образ жизни разъездного коммивояжера, продает аптекарские товары.

— А на самом деле? — спросил полковник.

— На самом деле, Михаил Игнатьевич, он капитан ихнего Генерального штаба и шпион. Секретную корреспонденцию лжекупец пересылает в Токио через Монголию. Условный адрес у Сометаро в Урге. Тут господин японец совершил большую ошибку. Поручик Лыков-Нефедьев, сын Алексея Николаевича, создал в столице Монголии сильную агентурную организацию. И теперь мы читаем донесения капитана. Так вот, в последнем из них Сометаро-Инео сообщает, что провел обследование тоннелей Кругобайкальской железной дороги на предмет их подрыва в чрезвычайный период.

Жандарм нахмурился:

— Чрезвычайный период, надо полагать, это война?

— Именно.

— А как японцы смогут доставить сюда взрывчатку? Даже в девятьсот четвертом году у них это не получилось. Ни одной диверсии не провели.

— Вы в этом уверены? — парировал разведчик. — Я бы не был столь категоричен.

— Но… вроде бы по всем данным…

— Второго августа тысяча девятьсот пятого года на разъезде Точильном Сибирской железной дороги произошло крушение воинского эшелона. Убиты двадцать три нижних чина и пятьдесят два ранены. Тогда по результатам расследования власти пришли к выводу, что произошел несчастный случай. А сейчас из переписки Инео следует, что путь повредили диверсанты. Нарочно обошлись без динамита, подделались под аварию.

Козлов показал одно из перехваченных писем.

— А сейчас они готовы взрывать. Резидент нашел в Иркутске сообщника из числа российских подданных. И тот обещает купить взрывчатые вещества на свое имя, будто бы для нужд золотопромышленности. Со склада горного округа динамит отпустят на законном основании.

— И как зовут этого пособника?

— Некий Ононашвили.

Жандарм наморщил лоб:

— Знакомая фамилия, не могу вспомнить…

«А ведь вручил мне рапорт за своей подписью, где про «ивана иваныча» написано много интересного, — подумал про себя Лыков. — Подписать подписал, а прочитать сведения ротмистра Самохвалова забыл».

— Вы имеете в виду Николая Соломоновича Ононашвили, владельца номеров «Крым» на Кругобайкальской улице? — уточнил сыщик.

— Да, — ответил Козлов. — Он давний сотрудник японской разведки. Во время минувшей войны в его номерах пропал войсковой старшина Обрезков. Офицер штаба Куропаткина вез в Петербург ведомость огневых потребностей Маньчжурской армии на ближайшие три месяца. С указанием всех частей, их численности и вооружения. Тогда наша контрразведка не смогла выяснить, куда делся Обрезков. Решили, что он в прифронтовой полосе попался японским дозорам. Сометаро-Инео напоминает начальству об этой заслуге Ононашвили.