Кэролайн Данфорд - Смерть в приюте

Мисс Уилтон не находила слов.

Вам известен Закон о Невменяемости 1890 года? — продолжил доктор Фрэнк. — В наше современное время даже нищего трудно запереть в сумасшедший дом без освидетельствования.

— Но в стране полно приютов для умалишенных! — возразил мистер Бертрам.

— Действительно, — сказал доктор, — печальное отражение нашего времени. Но уверяю вас, каждый возможный пациент проходит самую строгую процедуру приема. Тут нет ошибок.

— Вы говорите, что в истории приютов, нежелательные члены богатых семей никогда не помещались в подобное место? — спросила мисс Уилтон.

— Можно сказать, что все наши пациенты являются нежелательными членами человеческой семьи, мисс Уилтон.

— Я не это имела в виду!

— Я знаю, и хотел бы ответить иначе, но, увы, эволюция подобных приютов прошла более чем одну неудачную фазу.

— Так это правда!

— Я могу заверить вас, что ни один современный приют не укрывает никого, кто не должен быть там.

— Но если бы кто-то был ошибочно допущен до 1890 года, он через 26 лет вряд ли мог вернуться к нормальной жизни, — отметила я.

Все головы повернулись ко мне, и мисс Уилтон нахмурилась.

— Вы совершенно правы, мисс, э-э…

— Сент-Джон.

— Мисс Сент-Джон. Вы не связаны с Сент-Джонами из Нижнего Вармингтона? Самая интересная семья.

— Кто-нибудь признается, что связан с семьей, представляющей интерес для психиатра? — парировала я.

Доктор Фрэнк моргнул за его очками. — Хорошо сказано, моя дорогая. Вы совершенно правы. Долгосрочная институционализация лишит даже самого здравомыслящего человека возможности жить во внешнем мире. Мир приюта невелик, а его мораль утешительно черно-белая.

— Значит, те, кто провели большую часть своей жизни в его стенах, изменились? — спросила я.

Доктор Фрэнк теперь открыто улыбнулся. — Вы обращаетесь к персоналу, я так понимаю? Как приятно встретить такой живой ум. Вы тоже с прессой?

— Нет, нет, — огрызнулась Беатрис. — Ответьте на вопрос.

Хорошее настроение доктора Фрэнка исчезло. — Скорее, я бы сказал, что те из нас, кто стал свидетелем удручающего разрушения человеческого духа в результате несчастья или жестокости природы, по-другому и, возможно, более щедро оценивают человеческую расу. — Он снова нахмурился. — Мы очень заботимся о тех, кто в нашем ведении. Гораздо больше, чем те, кто поместил их сюда.

— И все же, будучи психиатром, вы должны рассматривать ваших подопечных как предмет для изучения? — спросила я. — Мой отец был абсолютно убежден, что семья и церковь должны заботиться о психически больных, а не отдавать их на попечение незнакомцев.

Мистер Бертрам наградил меня странным взглядом.

Доктор Фрэнк кивнул. — Многое из того, что говорил ваш отец, верно. Но суть дела в том, что психически здоровым не хочется заботиться о психически нездоровых. Они боятся болезней ума, как будто они заразны.

— Это не правда, не так ли? — Бертрам выглядел встревоженным.

Доктор Фрэнк покачал головой. — Не в том смысле, что вы имеете в виду. — Он снова обратил свое внимание на меня. — Уверяю вас, мисс Сент-Джон, я управляю этим приютом на принципах, которые одобрил бы ваш отец. Мы обращаемся с нашими пациентами, как если бы они были частью большой семьи. Упорядоченность дня с регулярными действиями дает им чувство стабильности. Мы проводим спортивные мероприятия, и они наслаждаются легкой работой. В чувстве полезности можно найти огромное удовлетворение и здравый смысл.

— Вы — самое современное заведение, — похвалила я. — Вы используете много лекарств?

— Несколько, — ответил доктор Фрэнк. — Не так много, как хотелось бы. Главным образом при психических заболеваниях, вызванных жизненными событиями, такими как рождение ребенка. Более глубокие болезни менее вероятно излечить. Хотя мы прилагаем все усилия, чтобы облегчить бремя наших пациентов.

— Все это весьма достойно восхищения, — искренне сказал г-н Бертрам.

— А как насчет человека, который показал нам дорогу? — вмешалась мисс Уилтон. — У него не было вида нежного опекуна.

Доктор Фрэнк вздохнул. — Это приют для умалишенных. Всегда существует вероятность буйного поведения, когда ум перегружен. Еще одна причина, почему посетители не допускаются. Для их собственной безопасности.

— Если бы я хотела поместить у вас члена семьи? — неожиданно спросила мисс Уилтон.

— Вам нужно предоставить подписанное заявление о социальной и медицинской истории вместе с двумя подробными медицинскими справками, подтверждающими, что это безумный человек или идиот, лишенный разума.

— Это вряд ли сложно, — заметила мисс Уилтон.

— «Комиссия по Вопросам Невменяемости» может освободить любого пациента, если во время двух визитов с интервалом более семи дней они убеждены в их психическом здоровье, — холодно сказал доктор Фрэнк. — Система не позволяет злоупотреблений.

Мисс Уилтон поднялась. Как и я, она почувствовала, что терпение доктора Фрэнка исчерпано. — Вы были бы удивлены, доктор, что в моем мире можно купить за деньги.

И с этими словами она вылетела из комнаты. Бертрам пробормотал неловкое извинение и последовал за ней.

— Мне очень жаль. Она… — я замолчала, не в силах оправдаться.

— Она разочарована и расстроена, — сказал доктор Фрэнк. — Интеллект — проклятие женщин в наше время. Будьте осторожны, моя дорогая. У вас его больше, чем положено.

Я пожала ему руку и последовала за своими спутниками. Нас всех проводила маленькая женщина в аккуратном фартуке, которая улыбнулась со словами, как приятно иметь посетителей.

— Она? — срочно сказал Бертрам мне на ухо.

— Она носит часы медсестры, — ответила я, но я могла понять, почему он ошибся. В ее манере было что-то слишком яркое, слишком радостное. Я могла только вообразить, что такое поведение стало ежедневным положительным ритуалом перед лицом человеческих страданий.

Последнюю дверь охранял уже знакомый нам привратник. Мое первое впечатление не обмануло — он был таким же большим и угрожающим. Одно из его ушей было разбито и походило на то, что обычно называют цветной капустой, нос искривлен. Он стоял рядом с открытой дверью, и, не справившись с собой, я отшатнулась. Я была поражена, увидев, как изогнулись его губы. Ему нравилось доминировать, подавлять своим присутствием.

Мистер Бертрам подошел к нему и сунул монету. Затем он вывел нас так небрежно, как будто мы все покидали обычный флигель. Это был самый лучший ответ.

— Какое жуткое место, — сказал он, когда мы благополучно вернулись в карету. — Доктор Фрэнк явно делает все возможное, но атмосфера! Ты была очень смелой, Беатрис.

— Да, была, — подтвердила Беатрис, натягивая перчатки. — Не то чтобы я многого достигла. Там есть история, но я еще не решила, как ее заполучить.