Снорри Кристьянссон - Род [litres]

– Сигмара.

Неразборчивое озлобленное бормотание.

– Он лапал твою жену.

– Ему нужно было…

– О, он сделал больше, чем нужно было. Мы все видели. Да он должен заплатить за твою честь. Еще?

Аслак не ответил, просто протянул кружку. Когда она наполнилась, он выпил все залпом.

– Он грязный трус, – прорычал он.

– И старый к тому же.

– Да. Старый . – Молодой человек скривил губы в отвращении.

– И он не имеет права так обращаться с сыном Уннтора, да еще и на Речном хуторе. Это оскорбление чести твоего отца. – Аслак стиснул кружку крепче. «Хорошо. А теперь печаль». – Не знаю, правда, что ты сможешь сделать.

Худощавый молодой человек вскочил. Если он ее и замечал, то не подавал виду.

– Я пойду и налью нам еще, – тихо сказала Хельга на случай, если он еще слушал.

Он не слушал.

Когда голос Аслака перекрыл болтовню, их уже разделяло немало гостей.

– Сигмар Горанссон! – один за другим голоса мужчин стихали. – Сигмар Горанссон, я объявляю тебя трусом и белобрюхим сученышем!

«Это их точно заткнет». Хельга увидела, как выпучивают глаза люди Сигмара. От удивления? От смеха? От ярости?

Стоявший рядом с Хильдигуннюр и Уннтором швед медленно обернулся.

– Кто это сказал? – последовала умело взятая пауза, а когда Аслак хотел заговорить, он добавил: – Я думал, детишки уже легли баиньки?

Мужчины расхохотались, а Хельга заметила за спиной Сигмара лицо матери. Оно выражало легкую досаду. «Ты сама бы лучше не справилась, так ведь, мама?»

– Добрые слова, – сказал Аслак. – Но это все, что есть у стариков.

Охи и возгласы мужчин: это вызов .

– О, щеночек растявкался, – сказал Сигмар. – И он, конечно, прав.

Если бы Аслак понимал, что делает, то посмотрел бы на лица собравшихся шведов. «Их все это забавляет».

– Добрые слова, добрая шерсть, добрые женщины.

Хельга почувствовала мимолетный укол совести. Она раззадорила Аслака, указала ему дорогу, но, может, она недооценила шведа?

– Я тебя, как девку, на спину повалю, – зарычал Аслак.

– Да неужели? – Тон Сигмара изменился. Он больше не говорил с комнатой – он устремил взгляд на младшего сына Хильдигуннюр. Аслак шагнул вперед, и вокруг него, как по волшебству, расчистился круг. Малейшее движение – Уннтор сместился в сторону забияк, но остановился. Легчайшее прикосновение к его плечу – лишь на миг – и Хильдигуннюр тут же отступила назад. Хельга нахмурилась. Почему ее мать позволяет Аслаку драться с Сигмаром?

«Она тоже не знает, кто убийца, и создает напряжение.

Мы играем в одну игру».

Почему-то это совсем не обрадовало Хельгу, но у нее не было времени на раздумья. Аслак взревел и бросился на шведа, который легко увернулся и влепил молодому человеку сочный подзатыльник.

– Я не упал, – сказал швед.

– Пока, – рявкнул в ответ Аслак. На этот раз он подходил осторожнее, широко расставив руки. «Вряд ли ему везло в борьбе с братьями, но он учился, глядя на них», – подумала Хельга.

Быстрая попытка захвата, но Сигмар снова нанес стремительный удар, на этот раз по вытянутой руке Аслака, и молодой человек отступил, сжимая запястье и морщась. «Он бил туда, где больнее всего». Хельге было так просто представить, как Сигмар склоняется над лежащим Карлом и делает надрез тонким ножом.

– Я все еще не упал, – повторил Сигмар, на этот раз громче.

– Заткнись, трус ! – В этот раз Аслак подходил еще медленнее, но держал руки близко к телу, а не вытягивал; он готовился ударить Сигмара, с каждым шагом приближаясь на дюйм.

Швед наблюдал за ним с улыбкой на лице.

– Ты что, ждешь, когда я от старости на пол свалюсь?

Два шага – и Аслак кинулся на него. Но вдруг отлетел назад и вверх, и не по своей воле. За грохотом его падения последовало «О-о-о» гостей; Аслак пыхтел, пытаясь перевести дух.

– Может, свою девку ты так и валишь, – сказал Сигмар, вызвав смех и улюлюканье. Потом, сверкнув глазами, он наклонился к уху Аслака. И зашептал…

Хуторяне и шведы перестали орать друг на друга. Хильдигуннюр с трудом, но восстановила порядок, однако беззаботная болтовня стихла, сменившись хмурыми взглядами поверх кружек, которые недолго оставались полными.

Сигмар сидел в углу, привалившись спиной к стене, хмурился и прижимал к щеке мокрую тряпку.

– Маленький говнюк .

– Согласна. – Хельга наполнила его кружку.

– Да заберет его Хель, да объедят волки его лицо – мелкий ублюдок меня укусил .

– Угу.

– В любом другом месте я бы вытащил его на улицу и задал ему урок.

– Угу.

Сигмар уставился в спины Уннтора и Хильдигуннюр.

– Я должен был знать.

– Что?

«Не давай ему умолкнуть. Они любят звук своего голоса».

– Что не надо было этого говорить.

– А что ты сказал?

В глазу Сигмара снова блеснула коварная искорка.

– Я сказал, что Руне больше нравилось, когда Карл ее валял.

«Смейся, быстро». Она выдавила смешок, скрыв его неискренность ладонью.

– Ему это не могло понравиться.

– Нет, – сказал Сигмар. – Они тут все очень гордые. Даже Йорунн была не совсем на моей стороне.

– А я не думаю, что ты что-то сделал не так. – «Легче, легче». – Он оскорбил тебя, а ты оскорбил его. Уннтор гордится своим именем, а ты чем хуже? Все справедливо. – Хельга нахмурилась, как будто над чем-то серьезно задумалась.

– Конечно.

– Мужчина должен стоять на своем.

По лицу Сигмара скользнула тень.

– Да, – сказал он, глянув поверх ее плеча.

«На Йорунн, конечно. Ступай в сеть, большая рыба».

– И мужчина должен получать то, что принадлежит ему по праву.

– Ага, хотелось бы верить. – Он все еще смотрел.

«Он должен подумать, что я принимаю решение».

– Это неправильно. – Она помолчала. – Папа скрывает от всех свое золото, но оно на самом деле есть. На случай убытков.

Это привлекло его внимание. Сигмар впервые взглянул на нее, и у Хельги засосало под ложечкой. В нем было что-то холодное, что-то упрямое и непоколебимое. Неожиданно она порадовалась, что швед вел себя лучше, чем мог бы.

– Так она была права. Докажи мне, что это правда, и получишь награду.

– Докажу, – сказала она. Улыбка на ее губах была лишь наполовину вымученной, и она с радостью воспользовалась поводом встать и уйти, совершенно уверенная, что если оглянется, то снова поймает его взгляд. «Как раз хватит времени убедить его, что я знаю, где оно, а потом…»

Звуки и запахи дома действовали на нее угнетающе, но она не обращала на них внимания. От холодного охотничьего возбуждения ее руки покалывало.

Выйдя наружу, Хельга остановилась во дворе и набрала в грудь воздуха. Выдохнув, она взглянула вверх, на белые точки в небе. После царившего в доме шума ночные звуки были словно легчайший шепот и смешивались со стуком крови у нее в ушах.