Селим Ялкут - Скверное дело

— Все у них, вроде бы, складно. — Размышлял Леня, отправляясь к Балабуеву. — Дружно жили. Может, даже слишком. — И ощутил, как внутри что-то отозвалось. Наташа запомнилась отдельно.

Ну, вот. — Говорил Балабуев, пересматривая фотографии, прикидывая с какой начать. — Вы, Алексей Григорьевич, должны быть кровно заинтересованы нам помочь. То, что вашего сотрудника убили, это вопиющий факт. Что при странных обстоятельствах убили — еще один. Это ведь и на вас бросает тень и на всю вашу деятельность. Я, конечно, понимаю, что вам оно ни к чему, это горькое происшествие, но вопросы неизбежны. И по нашей части и по вашей. Вы ведь в Академии Наук состоите? Извините, скажут, мы, значит, их содержим, отрываем от себя последнее, вместо того, чтобы на Канарские острова съездить за новыми открытиями, а они вот чем занимаются. И прикроют. Прикроют ваше замечательное учреждение, это я вам говорю, здание ваше старой постройки и исторического значения отдадут какому-нибудь банку. Или вообще снесут, что вернее. И не будет у вас никакой возможности себя защитить. Именно так и объяснят. Пока на вас это пятно остается. Так что вы не себя спасаете от милицейского произвола (согласитесь, вы ведь и так можете думать), а всю свою научную и трудовую биографию вместе с незапятнанной репутацией. Ведь не привлекались? Я так и подумал. Мы с вами, Алексей Григорьевич, в одной лодке сидим и вместе должны грести. И телефон мой должен рядом с вашей кроватью находиться, пока не запомните его наизусть. До тех пор, пока мы к общему удовлетворению не раскроем это дело.

Плахов молчал, возразить было нечего. А Валабуев перебирал снимки и продолжал философствовать. — Хорошо, что сейчас время такое. Народ разленился, газет не читает, телевизор не смотрит, разошелся по огородам, встал, извиняюсь, в скорбную позу, картошку копать. А когда свое удовольствие получит, что тогда? Это наше счастье, что журналисты не пронюхали, иначе звон пойдет, хоть уши затыкай. Скажите спасибо нашему руководству, что не стало информацию разглашать, пока возможно. До поры, до времени. А если откроется? Тогда всем плохо будет, и вам хуже некуда. Я ведь, если придется дело закрывать, должен буду рапорт писать, помогали вы мне или решили в стороне оставаться, и тем самым безразличие проявили к интересам следствия. Так что вы, Алексей Григорьевич, телефон мой сразу возьмите на карандаш. Я даже домашний даю, на случай срочных сообщений. Так и обозначим — круглосуточно, для вас я не сплю. Зовут меня Сергей Сидорович. Фамилия моя вам известна. Так что будем знакомы. А теперь смотрите.

И два человека, в чем-то даже близкие по виду, как люди примерно одного возраста и граждане одной страны, склонились над столом.

— Для начала давайте поглядим, кто пришел проводить Павла Николаевича в последний путь. Он в бога веровал? Веровал. А вы сами, Алексей Григорьевич? Как насчет этого? В Господа нашего Иисуса Христа? Не отвечайте, я просто так спросил. Павла Николаевича где отпевали? На кладбище? Это хорошо. Убийца в церковь может заглянуть, попрощаться, цветок возложить (они красные гвоздики предпочитают), а на кладбище чего ему ехать. Он свое дело сделал, ему отдыхать пора. И мы этого самого дорогого для следствия человека по дороге потеряем. А тут все сразу. Очень даже удобно. Я вам потом историю расскажу. Был случай. А пока смотрите, смотрите. В церкви мы не снимаем. Там не всякая пленка срабатывает, засвечивается от присутствия божественных сил.

— Правда?

— Ей богу. Я вам потом историю приведу. Грешники хорошо получаются, грешницы особенно. Добродетельные — те хуже. Расплывчато. Я у батюшки интересовался, он мне и пояснил. Голубиц, исстрадавшихся до малокровия, Господь для себя бережет, а на грешниц гневным перстом указует… Ну, да ладно. А вот вы мне скажите, что за человек был этот Павел Николаевич. Дружили с ним? В гости ходили? Пиво пили с рыбкой? Сейчас на каждом углу. Ведь в одних годах, он вам не завидовал?

— Дружбы особой не было. — Отвечал Плахов неторопливо. Видно, продумывал, чтобы не сказать напрасно. — По деловым вопросам трений не возникало. А амбиции были. — Плахов что-то вспомнил и усмехнулся.

— Я смотрю, вы что-то без энтузиазма. О покойниках, знаете, либо плохо, либо ничего. Вы, видно, решили воздержаться. А что за случай вы вспомнили?

— Не имеет отношения к делу.

— Как знать, как знать… Ну, вам виднее. А как с сотрудницами отношения? Я знаю, они у вас симпатичные.

— Ничего плохого сказать не могу.

— А кто же про таких красавиц плохо скажет. — Поддержал Балабуев. — Видно интеллигентного человека. С принципами. Только, если что вспомните или заговорит чувство, в себе не держите. Если не вы виновник (а я вам верю, верю), другой грех на себя приму и отпущу. А теперь давайте карточки смотреть. Мне матушка рассказывала, у нас в роду священники были, видно, и мне передалось. А ваши, извиняюсь, кто?

— Инженеры. В институте познакомились. А до этого, из мещан, так теперь можно определить. Ничего особенного.

— Не скажите. Для следствия, как для Господа нашего, каждый человек ценен. Пуще того. И по жизни так выходит. Но вы смотрите, смотрите.

Все фотографии были с похорон Павла Николаевича, возле открытой могилы. Сняты оперативной съемкой с разных сторон, подробно и обстоятельно. Плахов нашел себя, в фас и профиль, хоть снимали не именно его, а лица в толпе. Вот и он попал.

— У нас принято самому присутствовать. — Пояснял Балабуев. — Но я не поспел, примчался к самому концу, уже расходиться стали. Вы ничего не заметили? Нет? У ФБР выучились снимать, они нам свое преподнесли, мы им свое. Так ведь и учимся друг у дружки. Толковые ребята. Негра на носилках с учений унесли, теперь письма благодарные шлет, раньше времени на пенсию вышел. По инвалидности. Мы тут думали, что с этими письмами делать, а генерал распорядился в музей передать, как пример боевого сотрудничества. А у них, я вам скажу, ничего нет особенного. Хотите детектор лжи пройти? — Спросил Балабуев неожиданно. — Ну ладно, если возникнет такая необходимость, я вас без очереди проведу. А то взяли моду, чуть что, жен да мужей проверять, всю бумагу извели. Но результаты есть, есть результаты. Хоть ты Клинтон, хоть кто. Сам генерал свою половину после санатория приводил.

Пример показывал. Но кончилось счастливо, глазами по сторонам зыркает, а результат отрицательный. Я вам потом этот случай расскажу.

— Он все-таки чокнутый, — хотел подумать Плахов, но не успел, следователь опередил — Вот, думает, разговорился Сергей Сидорович. Не иначе, запутать хочет. А я не путаю, я сейчас на вашу, Алексей Григорьевич, искренность больше всего рассчитываю. И сообразительность. Вот это, я полагаю, жена Павла Николаевича, а теперь, значит, вдова.