Селим Ялкут - Скверное дело

Хоть написано сумбурно, но полезная информация содержится. — Сказал С. И. Закс. Балабуев показал ему письмо. — Соблазнились деньгами. Хотели под нашу бухгалтерию свою собственную подложить. А мы на Павла Николаевича полагались. Это его Берестов надоумил, старый, хитрый лис. Он ведь за купцовским заводом стоял. А там не только кастрюли делают. Им канал сбыта очень нужен был. А уж Кульбитин… Непростительно с его стороны. Кадровый работник. Ну, сейчас, сами видите, стремятся обзавестись капиталами. И этот туда же. Думаю, во время конференции до Плахова стало, наконец, доходить. Люди какие-то посторонние при Павле Николаевиче. Кульбитин должен был связи иметь, чтобы дела вести. Человек с фантазиями. Он бы из вашего музея не то, что выставку, Лас-Вегас устроил,

— И не посоветовался… — подсказал Балабуев.

— Он много чего успел натворить. — Обычно словоохотливый Семен Иосифович был сдержан.

— А кто у него тогда побывал? Плахов? Маша? С чего это он так заторопился?

— Может, и Плахов. — Согласился Закс.

— Вряд ли, — Размышлял Балабуев. — Они бы в музее все решили. А не вы ли, Семен Иосифович, в гости тогда заходили? Разбираться. И спугнули Кульбитина. Вот он к Берестову и побежал.

— Как ни отвечу… — Семен Иосифович глянул на Балабуева очень прямо, и взгляд придержал. — И зачем тебе? Скажу так. Про дела Кульбитина стало известно. Про то, что он уральские заводы стал незаконно к чужому бизнесу подключать. Такое долго в тайне держать нельзя. А ведь на доверии человек был…

— Это вы через Антоняна знаете?

— Кульбитина я проглядел. — Закс вроде бы и не слышал про Антоняна. — Кто же знал, что такой Берестов рядом заведется. Пока спохватились… пока прозрели. А он засуетился, потому что я очень строгим могу быть. И попался Плахову под руку. А вот что Кульбитин вынес, мне нужно было знать. И где эти бумаги. Наши клиенты были бы очень разочарованы. Могла ведь утечь информация. А там коммерция, эмбарго, мало ли что. Потом за границу нос не высунешь. Заметут и отправят показания давать… Ну, это, конечно, крайней случай,

— А если Плахов их не уничтожил?

— Жив-здоров этот Плахов. И будет жить, пока будет держать язык за зубами. Видели его у психбольницы, справлялся о здоровье Берестовой. Статья на нем висит. Дождется амнистии. Ты же и поможешь.

— Помогу. — Подтвердил Балабуев, как-то виновато. — Тут вот еще что. Картошкин нашу лаборантку Свету расспросил, и вспомнила она про этого Карапуза. Был у них в экспедиции рабочий, по кличке Карапуз.

— Помню. — Подтвердил Семен Иосифович. — Я все твои материалы читал.

— Так вот, кости тот привозил, которые Кульбитин определил, как императорские, и ту самую пепельницу, которая всегда на столе Кульбитина стояла. Знаете, из чего эта пепельница? Из черепа человеческого. По ободу медь красная, потому не так заметно. Вспомнила Света, говорил Кульбитин, что достопримечательность эта прямо из султанского дворца. Во время беспорядков вынесли, так она у старьевщика оказалась, а Кульбитин приобрел.

— Врет или нет твой Кульбитин, а может и впрямь это из императорской головы пепельница. Ты проверь, не ленись.

Балабуев даже обиделся. — Картошкин уже занимается.

— Хорошо бы. — Размечтался Закс. — Тогда значит так. Трон византийский есть, в Кремле стоит, если еще не сперли. Десница у тебя. А теперь и голова…

— Остается только турок уговорить. — Пошутил Балабуев и, видно, зря.

— А вот это хорошее дело, — Семен Иосифович почесал вмятину на голове. — Главное, аргументы на нашей стороне. Значит, будем думать, как убедить.