Деанна Рэйборн - Зловещее проклятье

Он внезапно оборвал себя, и я поспешила его успокоить. — Вы совершенно справедливо решили, что я такой же ученый, как и женщина. Я заинтригованна вашей работой, мистер Фэйрбротер. И небеса защитят меня от безумия!

— Вы очень хорошо все понимаете. Но тем не менее, мы должны присоединиться к остальным, прежде чем леди Тивертон заподозрит, что я сбежал с вами в Гретна Грин, — сказал он легкомысленно.

— Люди все еще делают это? Какое у вас восхитительно старомодное представление о грехе, мистер Фэйрбротер.

Он тщательно запер дверь за нами, и мы присоединились к Тивертонам; ее светлость, казалось, имела все под контролем, включая ее мужа. Растрепанные перья сэра Лестера были сглажены, и он был глубоко погружен в руководство рабочих в правильной установки помоста.

Леди Тивертон вырвалась и поспешила ко мне. — Я надеюсь, что Патрик был поучительным хозяином, — сказала она с улыбкой.

— Даже очень. Он познакомил меня с принцессой Анхесет. Я должна признаться, что это первый саркофаг Восемнадцатой Династии, который я видела, и я нашла его наиболее впечатляющим.

— Есть лучшие образцы, — сказал Фэйрбротер с кривым изгибом губ. — Но мы ее любим.

Леди Тивертон оценивающе посмотрела на него. — Да, хорошо. Я уверенна, что наша принцесса вызовет настоящий переполох. Патрик, сэр Лестер нуждается в вашей помощи. Существует некоторая путаница с украшениями помоста.

Мистер Фэйрбротер склонил голову ко мне. — Дела отзывают меня, мисс Спидвелл. Хорошего вам дня, и я надеюсь, что мы увидимся на выставке.

Я подтвердила, что мы увидимся, и он поспешил к своему работодателю, пока леди Тивертон смотрела ему вслед с непроницаемым выражением лица. Он подошел к сэру Лестеру, поднимая успокаивающую руку, и достал тетрадь, из которой начал читать, чтобы уладить разногласия между баронетом и его рабочими.

— Г-н Фэйрбротер кажется необходимым, — я заметила.

— Сэр Лестер полагается на него, — признала она. — Он думает о нем почти как о члене семьи.

— Это должно быть облегчением, чтобы кто-то еще мог разделить бремя работы, — сказала я мягко.

Она повернулась ко мне, ее губы раздвинулись, как будто она хотела заговорить. Но она, должно быть, передумала, потому что сжала губы и протянула руку. — Спасибо, что пришли, мисс Спидвелл. Мне жаль, что я забрала вас с работы, но вы очень любезно сообщили мне о последних событиях вашего расследования.

Я пожала ей руку. На мгновение она сжала ее довольно крепко, и мне вдруг показалось, что это была рука тонущей женщины. — Леди Тивертон, — сказала я, глядя ей в глаза. — Если вам нужен друг, вы можете считать меня вашим другом.

Она улыбнулась, но улыбка не коснулась ее глаз. — Вы очень добры, мисс Спидвелл.

Я вернула улыбку и натянула перчатки. — Если бы вы знали меня лучше, вы бы не ошиблись, так думая.

Я простилась с ней, пробираясь через рабочих, уклоняясь от кусков пиломатериалов и горшков с краской, и вышла на тротуар. Я подозвала проходящий кэб и залезла внутрь, давая водителю указания отвезти меня в Бишоп-Фолли. Когда он направил лошадей от обочины, стройная мальчишеская фигура отделилась от кучи мусора, чтобы наблюдать за нами. Я как раз вовремя обернулась на сидении, чтобы увидеть худую белую руку, поднятую в приветствии.

Я вернулась в Бельведер и усердно работала над своей gonerilla , когда наконец появился Стокер. Чешуя крыла была сильно повреждена, я решила убрать остатки, чтобы обнажить тонкий узор крыльев, оставив их прозрачными, как свинцовое окно с прозрачным стеклом. Я медленно работала, аккуратно снимая чешуйки тупой стороной серебряного фруктового ножа.

— Возвращайся в кровать, — коротко сказала я ему.

— Я в порядке, — тихо ответил он, садясь на свое любимое верблюжье седло.

— Ты небритый, налитый кровью и не держишься на ногах.

— Ты никогда прежде не возражала против моих усов, мои глаза все еще функционируют, и я почти в вертикальном положении, — сказал он, поднимаясь с видимым усилием. — Вероника…

— Если ты скажешь еще хоть одно слово, я швырну этот фруктовый нож в твою голову, — сказала я ему приятным голосом, размахивая оружием, о котором упомянула.

— Не будь глупой. Ты не сможешь поранить гусеницу этим ножом, — ответил он. — Тебе надо что-то с небольшим весом. Например, это медное пушечное ядро, — добавил он, кивая в сторону металлического слитка, лежащего на столе.

— Поможет ли, если я извинюсь? — спросил он.

— Не поможет. — Я подписала карточку, сильно забрызгав ее кляксами, разорвала ее на мелкие на кусочки и начала подписывать другую, не торопясь, стараясь писать идеально.

— Значит, мы оба плохо себя вели и не собираемся никак это исправить?

— Совершенно верно, — спокойно сказала я.

— Вероника…

— Заткнись, Стокер. Не собираюсь выслушивать твои жалкие оправдания.

Он долго молчал. — Очень хорошо, — тихо сказал он. — Я не могу винить тебя за это. Я могу только сказать тебе, что однажды, я надеюсь, ты простишь меня за то, что я сказал. Бог знает, я никогда не прощу себя.

Я швырнула нож для фруктов мимо его головы, заставив его неожиданно сесть. — Не надо! Не смей жалеть себя, — свирепствовала я. — Жалость к себе это сточная яма, из которой ты никогда не выберешься. Ты знаешь, как я усердно старалась держать твою голову над грязью? Но не я спасла тебя, ты, невозможный дурак. Ты был полуживой, когда я встретила тебя, остатки человека, которым ты мог быть. В последние месяцы я наблюдала, как ты возвращаешься к жизни, проявляя интерес к своей работе, к своему будущему. Ты был орудием своего собственного воскресения, и ты даже не видишь этого. У тебя нет ощущения твоих собственных талантов, своих собственных сильных сторон? Ты более одарен природными способностями и естественным интеллектом, чем любой человек, которого я когда-либо встречала. Ты дикое чудо, Ревелстоук Темплтон-Вейн, созданное руками самой Природы. Но ты не способен видеть это. По-твоему, ты — Самсон с обрезанными волосами, а Кэролайн — твоя Далила. Очень хорошо. Оплакивай то, что ты потерял, и неси храм на себя. Я не буду плакать по тебе. Но я не буду смотреть, как ты это делаешь.

Он смотрел на меня в откровенном удивлении, с открытым ртом. Через некоторое время он заговорил, выдавливая слова медленно, с очевидным усилием. — Я не знаю, что сказать.

— Не говори ничего. Я не требую ответа. Я только хотела, чтобы ты понял, что я делаю много вещей в этой жизни, но наблюдение за тем, как ты уничтожаешь себя из-за Кэролайн де Морган, не входит в их число. — Я собрала свою gonerilla руками, которые были абсолютно устойчивы. — Мне необходимо прочесть кое-что в моей часовне, поэтому, если у тебя нет ничего важного, прошу извинить меня.