Олег Мушинский - Кронштадтский детектив

Рассказывал он долго, минут десять, старательно живописуя всю картину в воздухе руками, но сути там было секунд на тридцать. Кто его оглушил — он не видел. Никакой слежки за собой ни по дороге на кладбище, ни на нём самом Барсуков опять же не заметил. Хотя не особо он ее и высматривал, ежели что.

— То есть вы знали, что вас преследует оборотень и не смотрели по сторонам? — удивился я.

— Так я сам к нему пришел, — ответствовал Барсуков таким тоном, как обычно говорят о вещах, которые сами собой разумеются. — Чего кидаться-то?

Ну да, погорячился предок. Если, конечно, это был он. Часы стоимостью с хороший аэроплан могли привлечь внимание не только в потустороннем мире.

— Скажите, а кто знал об истинной стоимости часов? — спросил я. — Я имею в виду здесь, в Кронштадте.

Барсуков для начала пожал плечами, потом сказал:

— Доподлинно про часы только мои домашние знали. Я ими и у себя в Самаре особо не хвалился, а тут и знакомых-то нет.

— А как же тот, который вам ресторан Мартына присоветовал? — тотчас спросил я.

— Да это просто попутчик, — Барсуков махнул рукой. — Мы вместе из Петербурга сюда ехали. Но я ему часы ни разу не показывал. Что я, совсем дитё малое, что ли? Понимаю, как-никак, что с кем попало лясы точить не стоит. Да он, ежели что, и не выспрашивал ничего. Наоборот, это я его всю дорогу пытал. Он-то уже бывал в Кронштадте, вот я и расспросил, где тут остановиться лучше, где кухня хорошая.

— Ясно, — я кивнул. — На всякий случай, не знаете, где его найти?

Барсуков пожал плечами и развел руками.

— А, кстати, где вы сами остановились?

— У Никитина. Пришлось в доходном доме квартиру снять. С гостиницами-то у вас не богато.

Тут для разнообразия руками развел я. В Кронштадт в основном приезжали по службе, а для служивых свои корпуса были. Правда, купец Громов обещался построить полноценную гостиницу, даже название уже придумал — «Лондон», но обещанного, как говорится, три года ждут.

— Еще вопрос, Кирилл Игнатьевич, — сказал я, одновременно записывая адрес купца. — Вы приехали один?

Барсуков снова помотал головой. В этот раз — гораздо увереннее и совсем не поморщившись. Уж не знаю, что сделал Клаус Францевич с его головой, но купец оживал буквально на глазах.

— Не, не один, — ответил Барсуков.

В поездке его сопровождали супруга и приказчик Васильев. Последний тоже был каким-то родственником по линии жены. Правда, родня оказалась такая дальняя, что Барсуков и сам запутался, кем ему приходится этот Васильев. Какая-то седьмая вода на киселе. Барсуков ценил его не за родственную связь, а за деловую хватку. У этого Васильева был прямо-таки нюх на удачные сделки, и купец рассчитывал с его помощью окупить расходы на путешествие в Кронштадт.

— Но на кладбище вы отправились один? — уточнил я.

— Так приболела супружница моя, — ответил Барсуков. — Простудилась в первый же день. Я все ждал, пока она поправится, но вот дернул меня бес пойти одному.

— Бес? — спокойно, копируя манеру инспектора, переспросил я. — Или кто-то другой?

Барсуков почему-то опасливо оглянулся на окно. Оно было не только закрыто, но и старательно законопачено. Клаус Францевич почему-то считал, что легкие заморозки по весне куда опаснее для здоровья, чем январские холода. Весеннее солнышко, конечно, обманчивое, вроде и греет, а простудиться можно запросто, но если бы я всегда слушал советы доктора, то по весне бы в трех тулупах ходил.

— Он, — прошептал Барсуков, определенно имея в виду оборотня. — С самого утра за мной ходил. Раньше-то он только вечерами появлялся, а тут и днём пожаловал. Вот я и подумал: торопит он меня. Поторопился…

Купец развел руками, показывая всю бездну своего сожаления о своей же поспешности. Я кивнул и оглянулся на доктора.

— Формально, нет никакой запрет на оборотень днём, — уверенно сказал Клаус Францевич. — Многий сказка рассказывать оборотень, который быть животный днём и человек ночью. Бывать и наоборот, или не быть вообще никакой расписание. Человек совершать специальный ритуал и становиться оборотень.

— Спасибо, Клаус Францевич, всё понятно, — я тактично пресек наметившуюся было лекцию о свойствах оборотней. — Значит, нет ничего странного в том, что оборотень приходит днём.

При условии, конечно, что мы не считаем странным само существование оборотней.

— Найн, — сказал Клаус Францевич по-немецки и тотчас поправился: — Нет. Для оборотень это типичный образ жизни. Но я вам сказать, что это… — доктор ткнул пальцем в свои записи. — Не есть оборотень!

— Очень интересно, — протянул я.

Вот теперь я был готов слушать его очень внимательно. На лице Барсукова отобразилась та же степень заинтересованности. Доктор, заполучив благодарную аудиторию в лице сразу двух человек, с удовольствием пустился в подробные объяснения.

Как оказалось, существует бесчисленное множество всяких разновидностей оборотней: и по тому, в кого именно они обращаются, и как они это делают, и даже по числу душ в одном отдельно взятом теле. Как раз последний случай вполне подходил к нашему делу. Сами по себе оборотни были живыми существами, и когда они умирали, то они действительно умирали. Тело — если его не сжигала распоясавшаяся общественность — гнило в земле, а душа воспаряла на небеса.

Исключение в общей схеме составлял так называемый двоедушник, у которого на каждый облик была отдельная душа. Та, что человеческая, после смерти отправлялась куда положено, а вот вторую душу с одного трупа в небесной канцелярии уже не принимали. У них там с учётом всё строго. И вот эта вторая душа, оставшись наедине с мертвым телом, могла начать чудить.

— А почему она могла это? — спросил Барсуков. — Чудить, в смысле.

— Скучно, наверное, стало, — с легкой улыбкой заметил я.

— Да, это есть так, — неожиданно подтвердил Клаус Францевич. — Поэтому в гроб с таким покойник класть разный дорогой для него вещь. Это чтобы он мог с этой вещь развлекаться.

На лице купца отразилось понимание, но вовсе не удивление.

— Ну, допустим, не положили? — проворчал он. — Что тогда?

— Тогда этот покойник мог стать упырь, — сказал Клаус Францевич.

Барсуков с размахом перекрестился. Я нахмурился. Что мне откровенно не нравилось в излагаемой доктором версии, так это то, как логично она вписывалась в картину преступления.

— А что теперь с этим упырем сделать можно, господин доктор? — тотчас вопросил Барсуков, загребая воздух обеими руками. — Как его загнать обратно под землю?

— Обычно помогать забить в сердце осиновый кол.

— Это можно, — тотчас согласился Барсуков.

— Во-первых, чтобы разрыть могилу, надо получить разрешение, — сказал я.

— Организуем, — пообещал Барсуков.