Александр Арсаньев - Тайны архива графини А.

До недавних пор я считал, что подобные истории происходят только в кино и в старинных романах. Ну, подумайте сами – старинный сундук, найденный на чердаке, полный загадочных бумаг, писем и документов. Просто «Остров сокровищ» какой-то, не хватает только пиратов и «черной метки». И я бы никогда не поверил, что подобное может произойти в реальной жизни, да еще в самом конце двадцатого века, если бы все это не произошло с «вашим покорным слугой», как принято было выражаться лет сто назад. Но начну по порядку…

Моя жизнь сложилась таким образом, что, дожив почти до пятидесяти лет, я, что называется, оказался у разбитого корыта. Позади было несколько неудачных попыток обзавестись семьей, десяток мест работы в разных городах России и ближнего зарубежья, периоды успеха и неудач… А год назад я предпринял последнюю решительную попытку вписаться в современную действительность и, надо сказать, потерпел на этой ниве сокрушительное поражение.

И, проснувшись однажды утром в гостинице одного из краевых центров, за которую не платил уже неделю по причине полного отсутствия денег, понял, что пора подводить черту.

Надо было признаться себе, что потерпел полное фиаско, и после нескольких попыток найти иную трактовку своего тогдашнего положения я вынужден был это сделать.

Кто хоть раз в жизни побывал в подобной ситуации, может представить мое настроение в это «прекрасное» утро, и только врожденное отвращение к самоубийству не позволило мне свести тогда счеты с жизнью.

Но как сказал один мудрый человек, самая темный период ночи наступает именно перед рассветом, и у большей части самоубийц просто не хватает терпения дождаться этого момента.

У меня терпения хватило, а может быть, просто не хватило решимости…

Зазвонил телефон и равнодушный женский голос стал для меня гласом судьбы, поскольку сообщил мне о том, что я унаследовал недвижимость в городе моего детства Саратове, в котором не был много лет и не собирался уже побывать никогда.

Проще говоря, дальняя родственница, а по нынешним временам – практически чужой мне человек, завещала мне свой старый деревянный дом, впрочем, довольно крепкий и уютный.

Я тогда плохо представлял, кем она мне приходится, двоюродной сестрой моего дедушки или внучатой племянницей моей прабабушки… одним словом, седьмая вода на киселе, но это не помешало мне на последние деньги взять билет до Саратова и через неделю «вступить в права владения» домом со всем имеющемся в нем скарбом и даже небольшой суммой, которой мне хватило, чтобы расплатиться с гостиницей и продержаться несколько месяцев, пока не нашлось иного источника для существования.

Первые дни я пребывал в состоянии шока, целыми днями валялся на продавленном кожаном диване и смотрел в потолок. И подобное времяпрепровождение не замедлило сказаться на моем настроении, причем самым лучшим образом: мрачные мысли понемногу оставили утомленный мозг, и нормальные чувства сначала робко, но с каждым днем все настойчивее стали реанимироваться в моей душе. Одним из первых оклемалось любопытство, хотя поначалу в довольно примитивной форме: мне стало интересно, кто лежал на этом диване до меня.

Дом еще не успел одичать, каждый предмет еще хранил следы человеческого присутствия, и с легким чувством неудобства я начал лазить по ящикам и полкам, по крупицам обнаруживая нужную мне информацию.

Имя и фамилия покойной благодетельницы к тому времени были мне, конечно, известны. Я даже побывал на могиле и поставил в церкви свечку за упокой ее души. Но, кроме паспортных данных, не располагал пока никакими иными сведениями о покойной.

То, что мы были родственниками, не вызывало у меня сомнений, но ее имя ни разу не упоминалось при жизни моими родителями. Теперь их уже нет на этом свете, а кроме них – родственников у меня в Саратове практически не осталось.

Поэтому каждый предмет в доме становился для меня молчаливым свидетелем долгой и нелегкой жизни единокровного мне существа, о существовании которого я до сих пор и не подозревал.

В ее альбоме я с удивлением обнаружил собственные фотографии с трогательными дарственными надписями на обороте, написанными маминой рукой. Значит, в то время мои родители еще поддерживали с Тамарой Александровной (так звали мою родственницу) довольно близкие отношения. Но потом, вероятно, какая-то черная кошка пробежала между ними, и отношения были порваны.

Но, тем не менее, «тетя Тамара» до самой смерти хранила фото нашей семьи в отдельном пакетике из черной бумаги и завещала все свое имущество тому самому мальчику в матросском костюмчике, которым я был больше сорока лет тому назад, и которого она, судя по всему, любила.

Отношения в нашей некогда большой семье были всегда непростыми, мама перед смертью мне что-то об этом рассказывала, но в тот момент я настолько был занят собой, своей любимой работой и очередной невестой, что слушал не очень внимательно и почти ничего не запомнил.

И эта тайна, скорее всего, так и останется для меня тайной навсегда.

Аппетит приходит во время еды. И чем больше я узнавал о своей дальней родственнице, тем больше меня интересовала эта загадочная женщина. Путем дедуктивных умозаключений я выяснил степень нашего с нею родства – она оказалась моей двоюродной бабушкой, то есть была сестрой папиной мамы.

Самым тщательным образом изучив содержание альбомов, писем и хранившихся в особой шкатулке драгоценных для тети Тамары вещиц, я пришел к выводу, что мы с ней были очень похожи. Стремление систематизировать и разложить по полочкам всю свою жизнь было моим врожденным свойством и явилось одной из причин моего одиночества. Мои жены никак не желали занимать в жизни то место, что я им предназначал, и покидали меня через два-три «медовых» года.

Любопытство мое не было удовлетворено и наполовину, а в доме не оставалось ни одного предмета, которого бы я не изучил, и ни одной бумажки, которой бы я не прочел от корки до корки.

Во дворе дома был сарай, но он не оправдал моих надежд. Кроме видавшего виды серебряного самовара я не обнаружил там ничего заслуживающего внимания.

Последняя надежда оставалась на чердак.

Отыскав в сарае старую, с поломанными перекладинами лестницу, я привел ее в божеский вид и благодаря этому без особого риска для жизни смог проникнуть в желанное место.

Чердаки и подвалы с детства вызывали у меня пристальный интерес, и рыться в завалах старых вещей – для меня до сих пор истинное наслаждение.

В моем пионерском детстве это компенсировало мне недостаток таинственных приключений, к которым так стремится в этом возрасте душа каждого нормального мальчишки. И мне не раз доставалось от родителей за порванную и перепачканную одежду. Им моя страсть была непонятна, или они делали вид, что забыли свое собственное детство.