Игорь Москвин - Убийство в Невском переулке

Терпигореву, недавно возвратившемуся из ссылки, и Тургеневу приходилось прилагать большие усилия, чтобы гасить невольный гнев довольно известного в России литератора…

Ныне же за соседним с литераторами столом сидели надворный советник Сергей Иванович Левовский, чиновник Экспедиции заготовления государственных бумаг, и ротмистр 8-го Уланского Вознесенского Его Высочества Принца Александра Гессенского полка Илья Николаевич Торонов, пребывающий в отпуску.

Левовский смаковал из высокого бокала французский кларет, перед ним стояли тарелки с бараньими ребрышками, отбивной из телятины и твердыми итальянскими сырами. Его же приятель пристрастился в полку к русской водке, и перед ним возвышался запотевший графин, рядом стояли рюмка, две икорницы, квашеная капуста, нарезанная тонкими кусками буженина и соленые грибы.

Чиновник после второй бутылки вина чувствовал себя благостно, дела на службе шли прекрасно. Сергей Иванович со дня на день ожидал новой должности, что сулило немалую прибавку к жалованию, которого в последнее время не хватало из-за пагубного пристрастия к карточной игре. Он с превеликим удовольствием прикладывался к высокому бокалу, наполненному рубиновым терпким напитком, забывая о закусках.

— Завидую тебе, — Сергей Иванович крутил между пальцами ножку бокала, едва не выплескивая на белоснежную скатерть вино, — у тебя интересная жизнь: служба, походы. Шашку пристегнул — и вперед, а у меня… — он махнул рукой, едва не опрокинув графин.

— Сергей, не завидуй, — Торонов перехватил пытавшийся упасть графин и, словно фокусник, наполнил из него рюмку до краев, — я бы с превеликим удовольствием поменял свою службу на твою, ты уже надворный, скоро станешь коллежским, а мне до полковника… Эх!

— Что ты? Просто ты не представляешь. Каждый день одно и то же: копаешься в кипах бумаг, пишешь бесконечные отчеты, никому не нужные доклады.… Перестань упоминать о моем сидении в присутствии, мне становится от самого упоминания плохо, хотя лукавлю, и в моей службе есть некоторое разнообразие. Когда-нибудь я тебе расскажу об одном дельце, но как-нибудь потом, а теперь давай лучше за тебя, за твои походы и армейский дух, — он поднял бокал.

— Что ж, присоединяюсь, — Илья Николаевич с хитрецой прищурил правый глаз, — а как продвигается дело с Марьей Николаевной?

— Думаю, на Пасху ты не откажешься поприсутствовать на нашей свадьбе, — расплылся в улыбке Сергей Иванович и поднес бокал к стоящей на столе рюмке, которую подхватил Торонов. Они звонко чокнулись. Одним глотком Сергей Иванович проглотил огненный напиток и закусил паюсной икрой.

— А почему ты раньше не приглашал меня сюда? — Илья Николаевич сделал ложечкой круг в воздухе.

— Знаешь, мне нравится чувствовать себя причастным к русской литературе, что порой рождается за тем длинным столом, — он украдкой указал на соседний стол. — Там собираются литераторы и журналисты, чьи имена у нас на слуху. После службы хочется возвышенного, почувствовать себя человеком, а не бумажным червем. Кстати, ты видишь, вон сидит один с левого края с русой бородкой?

— Вижу.

— Так это автор «Отцов и детей»…

— Извини, Сергей, но я не любитель книг, поэтому мне, что отцы, что дети, одного поля ягоды.

— Ладно, забудь. А когда тебе в полк? — попытался перевести беседу в другое русло Левовский.

— Умоляю, не напоминай мне о службе, — рука опустилась на левую сторону груди, а лицо скривилось, будто Илья Николаевич съел лимонную дольку.

— Не буду, не буду, — открестился от приятеля Сергей Иванович, — только и ты не говори мне о моей.

— Договорились.

— Еще по одной?

— Я по армейской привычке только «за», — он приложил два пальца к виску и отсалютовал, как польские офицеры, — кстати, если задумаю выйти в отставку, в твоем ведомстве не найдется теплого местечка для бывшего офицера?

— После того, как я получу новую должность, смогу помочь старому приятелю.

— За дружбу.

— За дружбу.

Около часа ночи, когда приятели расплатились, одарив официанта щедрыми чаевыми, и вышли на опустевший Владимирский проспект, морозный воздух наполнил грудь и заставил придержать дыхание от резкого вдоха.

— Сани?

— Нет, — ответил Сергей Иванович, — я предпочел бы пешую прогулку, после долгого сидения требуется размять ноги.

— По такому морозу?

— Какой мороз? — Левовский скривил губы. — Ныне хоть зима пришла, в прошлую так до Рождества снега не было, одна слякоть. Выпадет и растает, все мостовые были залиты грязью. Поневоле вспоминаешь годы, когда пробирался на горку, утопая в снегу, что заваливал город по колено.

— Ах, детство, детство, — поратовал Торонов. — Не тереби беззаботных воспоминаний…

На Стремянной улице им не встретилось ни одного человека, появилось чувство, что город опустел и они остались одни во всей столице. Приятели не видели, как из ресторана господина Давыдова вслед за ними, поднимая бобровый воротник, вышел высокий человек в темном пальто, подбитом медвежьим мехом. Он не таился, улица и без того была плохо освещена, а в темных местах он вообще был не заметен. Человек продолжал идти сзади, наблюдая за приятелями и прислушиваясь к каждому слову.

На Николаевской Торонов остановил приятеля.

— Мне налево, тебе, как я понимаю, направо.

— Точно… Может, ко мне? — Сергей Иванович предложил ротмистру. — У меня найдется бутылочка хорошей домашней настойки, присланной из дома.

У следующего за ними человека вдруг быстро застучало сердце, но ответ принес облегчение:

— Нет, извини, в другой раз, мне надо отдохнуть. Знаешь, устал. Притом завтра, нет, уже сегодня у меня важная встреча, а если я отправлюсь в твое жилище, то буду не в состоянии здраво размышлять днем, — с улыбкой сказал Торонов приятелю, намекая, что если отправится к другу, они продолжат вечер за бутылкой, неважно чего: вина, водки или коньяка, — а сон останется мечтой.

— Что ж, — Левовский пожал руку приятеля, — это не последний вечер?

— Так точно, мон женераль, — приложил руку к цивильному головному убору ротмистр.

Сергей Иванович, шатаясь из стороны в сторону, не чувствуя морозных покалываний на щеках, махнул рукой.

— Женераль, — с трудом выговорил он, — когда будешь под моим началом, надеюсь, ты не перестанешь меня так называть.

— Конечно.

— Тогда не обессудь, вечером заеду к тебе.

— Буду ждать.

— До встречи.

— До вечера.

Сергей Иванович повернулся и бодрым, слегка нетвердым шагом отправился домой. Давало знать выпитое. Ему надо было пройти по Николаевской, чтобы свернуть на Новый проспект, где недавно начали возводить дома, но в связи с зимней порой и большими морозами приостановили стройку. Потом нужно было проскочить маленький переулок, который выходил на набережную обмелевшего Лиговского канала, а там и до дома два шага.