Игорь Москвин - Убийство в Невском переулке

В обычные годы в канун новогоднего праздника люди становятся беспечнее, а всякое жулье начинает пользоваться беззаботным положением, и число обманутых чередой тянется к нам, мол, господа хорошие, помогите. А что сыскным? Вот то-то и оно… Это их служба, и поставлены они на страже закона.

Дежурный чиновник доложил, что Путилина никто не спрашивал, и ознакомил со списком происшествий, большинством которых занимались частные приставы и судебные следователи на своих участках, так что пока они не связывали руки в ведущемся расследовании, по крайней мере до завтрашнего дня, а там один Господь знает, какие испытания приготовлены. Чиновнику Путилин приказал, что если появятся Соловьев и Жуков, передать им: нужда в поиске студента Микушина отпала.

Перед Путилиным лежало два адреса: гостиница, в которой останавливался Ильин в прошлые годы, и последний — квартира, как он понял, в доходном доме, снятая на длительный срок, иначе Фома Тимофеевич не смог бы там постоянно останавливаться. Хозяин не стал бы ждать своего постояльца без должной денежной оплаты.

«Начну-ка я с гостиницы, — рассудил Иван Дмитриевич, — там много добровольных помощников из горничных и других служащих».

Гостиница господина Брюмера находилась на пересечении Вознесенского проспекта и Садовой улицы. Трехэтажное желтое здание с белой окантовкой по периметру окон было ничем не примечательно, если только тем, что с двадцатых годов в нем находилась гостиница для невзыскательной публики с довольно-таки дешевыми, но исключительно уютными нумерами. Возле входной двери прохаживался в черной одежде привратник, вышедший подышать воздухом.

— Здравия желаю, Иван Дмитрич, — произнес он, вытянувшись, как заправский солдат после долгой муштры.

— Степан, — Путилин узнал человека, который когда-то помог в деле кражи на третьем этаже гостиницы, — как здоровье? Вижу, время тебя не берет.

— Так точно, не берет, — он хитро улыбнулся и, понизив голос, добавил: — Какие мои годы.

— Ты сколько при гостинице?

— Да лет двадцать, почитай.

— Значит, ты мне можешь помочь. Скажи, ты не припомнишь человека, который в течение нескольких лет останавливался здесь?

— Почему бы не припомнить.

— Мужчина лет тридцати пяти, круглое лицо, пышные усы и рассеченная вот так бровь, — Путилин показал на своем лице.

Степан замолчал надолго, и начало казаться, что он лишился языка, решив его проглотить.

— Так вспоминаешь?

— Иван Дмитрич, ей-богу, — он перекрестился, — не припомню такого. Рад был бы помочь.

— Скажи, управляющий на месте?

— А где ж ему быть, пока каждую бумажку не проверит, спать не уходит.

Когда статский советник вошел к управляющему, тот сидел за столом в компании множества тетрадей, в которых вел учет проживающих, а главное, денег. У бедного гостиничного служителя покраснела даже лысина от напряжения. Сперва он цыкнул на начальника сыска за то, что тот посмел ему помешать, но потом узнал и вскочил с приклеенной к толстым губам улыбкой.

— Господин Путилин, — голос хотя и звучал с долей радостного чувства, но во взгляде радости не наблюдалось, а скорее сквозило недоверие и откровенная неприязнь, что, мол, опять от меня нужно.

Иван Дмитриевич поздоровался, не обращая внимания на взгляд, улыбку и остальную мишуру, покрывающую толстым слоем показное гостеприимство управляющего.

— Что привело вас в наш тихий дом?

— Исключительно бумажные дела, — успокоил Путилин управляющего, который приготовился, видимо, к худшему, ведь как это так он и не знает о происшествии в порученной ему гостинице. Он с облегчением вздохнул.

— Итак, я слушаю вас, господин Путилин.

— Вы помните всех своих постояльцев, которые из года в год останавливаются у вас?

— Я не был бы на своем месте, если бы спустя рукава относился к своим обязанностям, — обида прозвучала в словах управляющего.

— Не хотел показаться бестактным, но мой вопрос вызван исключительно вашими постояльцами.

— Так, — он приготовился.

— Лет шесть кряду у вас останавливался некий Ильин, — Путилин произносил тоном, из которого невозможно было понять — спрашивал или утверждал.

— Да, Фома Тимофеевич вот уж год как не появляется…

— Вот именно он и вызывает мой интерес.

— Ничего плохого о нем сказать не могу. Останавливался всегда в одном и том же нумере, о чем заблаговременно сообщал по телеграфу. Платил исправно, если не ошибаюсь, помещик из Тверской губернии, — управляющий поднял палец кверху, потом подошел к шкафу и достал переплетенный толстый том с какой-то замысловатой закорючкой на корешке. — Вот, я прав, Ильин Фома Тимофеевич, Тверская губерния, Вышневолоцкий уезд.

— Что вы о нем скажете?

— Пожалуй, больше ничего, — управляющий пожал плечами. — Скандалов и дебошей, как некоторые наши постояльцы, не учинял. Вежлив, тактичен.

— Скажите, к нему кто-нибудь приходил?

— Господин Путилин, за гостями мы не следим, тем более почти год прошел.

— Вы его помните?

— Конечно.

— Каков он на вид?

— Объясните, в чем, собственно, дело?

— Пока не могу, служебная тайна. Так как он выглядел?

— Насколько помню, ему лет около сорока, роста, — управляющий окинул Путилина внимательным взглядом, — с вас будет. Упитанный господин с таким круглым лицом, — он показал ладонями около своих щек, — да и усы, я был удивлен, почему он их не подстригает, пышные, как рисуют казаков, и еще приметный шрам на левой, нет, на правой, нет, впрочем, не помню, на какой брови. Когда я поинтересовался, он улыбнулся в ответ и сказал, как и вы, тайна.

— Какой нумер занимал Ильин?

— На третьем этаже, — и он назвал цифру.

— Ваши горничные и коридорные те же, что и при Ильине?

— Увы, мне пришлось заменить на третьем этаже полгода тому всю прислугу из-за скандала, — управляющий запнулся и потупился. — Скорее всего, их не найти теперь будет.

— Все же у вас сохранились их фамилии?

— О да! Я не выбрасываю таких сведений, ведь всякое может всплыть даже через несколько лет.

Предусмотрительность управляющего оказалась на руку начальнику сыска, но за эти полгода и в самом деле многое могло произойти, и бывшие служащие гостиницы могли сменить город и уехать из столицы, так что найти их не велика вероятность…

Второй адрес, написанный на свернутом вчетверо листе бумаги, находился недалеко. Но с ним надо быть поаккуратнее, ведь Фома свет-Тимофеевич может проживать еще там, а сыскному отделению надо, чтобы он не только не знал, но и не догадывался об интересе сыскной полиции к его персоне.

Двухэтажный дом в четыре окна, крашенный в синий цвет, находился на Загородном проспекте. Хозяином там был Дмитрий Бернардаки, шестидесяти трех лет, ни в чем противоправном не замешанный. Более о нем было ничего не известно. А впрочем, что может произойти, если Фома Тимофеевич узнает об интересе к его персоне сыскного отделения? Станет осторожнее? Нет никаких сомнений. Попытается бежать? Нет. Зачем? Пусть думает, что нужен как один из знакомых Левовского. Ильин же не догадывается, что он опознан приемщиком заказов в мастерской Долганова… Но этого факта мало для ареста, он может отговориться, что делал трость по просьбе Сергея Ивановича и лично передал в руки изготовленную вещь. Левовский появлялся в местах, опасных для посещения, поэтому и обзавелся таким предметом исключительно в целях безопасности. Более ему пока предъявить нечего, кроме подозрений, которые для суда не являются неопровержимыми уликами. Так-то.