Ольга Михайлова - Вино фей [СИ]

Скромное надгробие было окружено невысокой оградой, посаженная ею в прошлом году молодая ель разрослась и распушилась. Черити смахнула с плиты только несколько принесённых ветром прошлогодних листьев. Могила казалась ухоженной и убранной.

Где-то совсем рядом ударил церковный колокол.

— Черри… — Она вздрогнула и обернулась.

На неё укоризненно смотрел Энтони Хейвуд, её кузен.

— Я и не знал, что ты уже приехала. И сразу сюда?

— Прости, я думала, что по весне здесь нужно убрать, — поспешно ответила Черити. — Не сердись. Откуда ты?

Энтони никогда не сердился на Черити. Из трёх братьев Хейвудов Энтони всегда был добр к Черити и никогда не называл дурнушкой, старший, Винсент, казался ей расчётливым и эгоистичным, и не замечал её, а младший был сорви-голова.

— Филип Кассиди вчера на охоте подвернул ногу, — пояснил он, — все испугались, что это перелом, но доктор Кардифф сказал, что просто чуть потянул связки. Филип уже может ступать на ногу и ходит. Я навещал его с Остином Стэнбриджем и Фредди Крайтоном.

— А что Вирджиния? Лиззи сказала, что… Правда ли… ?

Кузен понял и, криво усмехнувшись, кивнул.

— Да. Сэр Бенджамин договорился с отцом о помолвке Филипа и Вирджинии. Филип очень сожалеет, что с ним вышла эта неприятность, но, думаю, это ничему не помешает. А, кстати, — Энтони посмотрел тусклым взглядом, — есть и ещё новости. Миссис Кассиди сказала, что к леди Рэнделл приехали гости.

— Гости? К леди Рэнделл?

Черити подлинно удивилась: к леди Харриет Рэнделл из Фортесонхилла никогда и никто не приезжал.

— Да, леди Изабелл говорит, они приехали ещё вчера, поздно вечером. Это её племянник и племянница. А Лиззи, она ведь дочь миссис Элтон, компаньонки леди Рэнделл, мать ей сказала, что и брат и сестра собираются прогостить чуть ли не до Иоаннова дня.

— Я и не знала, что леди Рэнделл остались родственники, — пробормотала Черити, когда они вместе двинулись по аллее к часовне, — а Лиззи видела их?

— Да, но ты же знаешь её, — презрительно отмахнулся Энтони, — глаза вытаращит, руками размахивает, а понять ничего невозможно. Однако в воскресение они все будут в церкви, там мы их встретим.

— А она не сказала, как их фамилия?

— Почему? Сказала. Клэверинг.

С трудом преодолев оторопь, Черити на онемевших ногах пошла за кузеном. Энтони мимоходом спросил о миссис Флинн, потом снова заговорил о помолвке сестры, Черити же только поддакивала, но думать могла лишь об услышанной новости. От Гарден-роуд они быстро добрались до Птичьего креста на Сильвер-стрит, прошли квартал, свернули к своему парадному и поднялись в дом.

Черити не терпелось остаться одной и всё обдумать. Тут, по счастью, лакей передал, что леди Дороти ищет сына, Энтони пошёл в гостиную. Черити же, уединившись у камина в своей спальне, протянула холодные руки к огню и задумалась.

Чего она так разволновалась? Клэверинги, приехавшие к леди Ренделл, могли быть абсолютно другими людьми, фамилия Клэверинг не такая уж и редкая, пыталась уверить себя Черити, но она почему-то была уверена, что это именно те двое, о ком говорила мисс Стивенс. Могли ли мисс Сэломи и мистер Фрэнсис Клэверинг оказаться родственниками леди Рэнделл? Черити пожала плечами. В иную случайность трудно поверить, но нет случайности, которая не могла бы произойти. На то она и случайность…

Черити теперь очень сожалела, что в разговоре с мисс Флорой, не желая расстраивать и без того огорчённую девушку, не узнала подробностей о Клэверингах. Та явно не хотела говорить о них. Может, написать в Бат? Но полно! Это же могут оказаться вовсе и не они. Она просто испугалась, когда внезапно услышала эту фамилию. Может, волноваться-то и не из-за чего?

Огонь в камине едва горел, Черити разворошила дрова кочергой и снова села в кресло. Теперь она подумала о леди Рэнделл. Мать когда-то учила её избегать дурных разговоров порочных людей, ибо их влияние гнетуще и пагубно, но она советовала сторониться и тех, чья душа была мертва, хотя тело живо, людей с пустыми мыслями, не разговаривающих, а болтающих, не думающих, а высказывающих расхожие мнения.

Таких в Солсбери было немало, но леди Хэрриет к ним не относилась. За семь лет Черити видела леди Ренделл в доме не больше десяти раз. Неизменно молчаливая, она никогда не роняла пустых слов, казалась весьма разумной и не очень счастливой. Однажды, когда леди Рэнделл после церковной службы за богатое пожертвование удостоилась похвалы священника, сказавшего, что такая щедрость — свидетельство истинно живой души, Черити неожиданно услышала странный ответ леди Хэрриет.

— Вздор это всё, мистер Стэнбридж. Я ни живая и ни мёртвая. Для живой души жизнь не может быть бременем, а дела — защитой от мук жизни в царстве теней.

Черити тогда даже испугалась. Наблюдая за леди Хэрриет в церкви, она замечала, что та редко молится, чаще просто сидит, глядя на распятье и явно не слыша службы. Смерть матери не сломала Черити, но заставила рано повзрослеть, а вот потеря мужа и сына, видимо, подлинно сокрушила душу леди Рэнделл, с немым сочувствием подумала она.

При этом леди Рэнделл была очень богата. Об этом говорил Бенджамин Кассиди, и сэр Тимоти тоже несколько раз выражал сожаление о смерти сына леди Хэрриет. Фортесонхилл приносил не меньше пятнадцати тысяч годовых, и если бы Кристофер Рэнделл не умер от оспы, а женился бы на его Вирджинии — это был бы на редкость удачный брак. Но, увы…

Однако никто в Солсбери никогда не говорил, что у миссис Рэнделл остались племянники. Это, выходит, её наследники?

… Вечер в кругу семьи, среди привычных с детства лиц, которые из-за недавней разлуки казались странно новыми, успокоил и даже развеселил Черити. Приятно было увидеть даже братца Винсента с его вечно озабоченной физиономией, рада Черити была и встрече с леди Дороти. Тётка никогда не давала ей поблажки, но никогда и не обижала, считая, что вырастить дочь Эмили — её долг перед покойной сестрой.

Кузен Энтони тоже был невесел, хоть и старался скрыть дурное настроение.

Мистер Хейвуд за зиму раздобрел и несколько обрюзг, но был любезен, даже сказал Черити, что она выросла и похорошела. В тайне от семейства Хейвуд выделил деньги племянницы в особое управление, сохранял и проценты, рассчитывая к двадцати годам скопить ей пять тысяч — не Бог весть какое, но всё же приданое. И ему совсем не хотелось услышать упрёки, что он держит сиротку в чёрном теле. А между тем её худоба и бледность в былые годы многих наталкивали на подобные мысли. Он сам часто удивлялся, почему дочь его свояченицы бледна, точно чахоточная. Но последние месяцы, слава Богу, добавили ей румянца и весьма оживили личико. Конечно, с его Вирджинией племяннице по-прежнему глупо было и ровняться, но теперь её лицо хотя бы не пугало синюшными кругами под глазами, а губы — бледной немочью.