Ольга Михайлова - Вино фей [СИ]

— Чёрт возьми, Фрэдди, только не говори, что тебе это удалось, — Остин Стэнбридж внимательно вглядывался в лицо Фредерика Крайтона. — Не настолько же обе глупы, чтобы…

— Настолько, — возразил Крайтон с насмешливой улыбкой. — Юные леди, особенно когда влюблены, становятся такими же дурочками, как и простые горничные, Остин. А если они ещё и соперницы — забавляться ещё проще. Клянусь, я даже не добивался, просто намекнул каждой, что могу предпочесть её подружку. В итоге мисс Вирджиния сдалась первой.

— Никогда не поверю, чтобы сестрица Энтони сама пришла к тебе в полночь. Она…

— Что она? — перебил Крайтон, закуривая трубку. — Обе они строят из себя ангелов, когда по воскресениям слушают в церкви проповеди твоего папочки. Да только поучения пастора, что мораль блудницы, что признает только одну роковую провинность — попасться на глаза. Они не попались — значит, чисты.

Оба молодых джентльмена расположились в малой гостиной Крайтон-мэнор. Остин подлил себе бренди.

— И что? — нетерпеливо спросил Стэнбридж. — Рассказывай же.

Он смотрел на Крайтона с нескрываемым любопытством и, хоть на словах выражал недоверие приятелю, верил ему. Фредерик Крайтон был богат, недурён собой и имел репутацию ловеласа. Стэнбридж неоднократно видел его в обществе и всегда завидовал: девицы подлинно сходили от Крайтона с ума.

В свете было немало самоуверенных напористых джентльменов, людей без смущения и такта, считавших себя неотразимыми. Были и иные, осторожные и похотливые. Сам Стэнбридж всегда уступал более сильному, пасовал и перед властными женщинами — они его пугали. Ему перепадали молоденькие цветочницы, гувернантки, белошвейки, которые частенько соглашались переспать с состоятельным господином просто за подарки или оплату их незамысловатых развлечений.

Но Крайтон был совсем другим. Он, одержимый страстью коллекционирования женщин, был чертовски хитрым актёром, которому ничего не стоило сыграть и обезумевшего ревнивца, и робкого молчаливого воздыхателя, стоящего дождливыми ночами под окнами «возлюбленной». Он и не помнил себя, настоящего, для каждой девицы выбирая свою тактику и никогда не промахивался.

— Что тебе рассказывать? — с деланной скромностью ответил Крайтон приятелю. — Напустил я на себя ореол таинственности, говорил с глупышками загадками да недомолвками, намекал, что одинок, дескать, и никем не понят. Но никаких шагов по сближению не предпринимал, наговорю каждой вздора — и в сторону. Сам понимаешь, лучше пять минут потерпеть, чем всю ночь уговаривать. И дождался. Но мисс Вирджиния — подлинная дурочка: решив опередить подружку, просто пришла под утро. Сесили оказалась несговорчивей и умней. Сказала, что должна остаться девицей. Ну, мне всё равно, с какой стороны подъехать, сам понимаешь.

Стэнбридж покачал головой.

— Для многих женщин пережить любовь — значит обсудить её с подругой. Что, если они встретятся и потолкуют об этом?

Крайтона эта перспектива ничуть не испугала.

— И что? Конечно, потолкуют. Но они сами решили прийти, я же их не звал. Не люблю скандалов, шумихи и разоблачений, и обвинить меня ни в чём не позволю. Я так и сказал.

Стэнбридж задумался. Крайтон в обществе подлинно был со всеми вежлив, ни с кем публично не сближаясь. Здесь он, как терпеливый паук, просто ждал, когда в его сети попадут глупые мотыльки. И, конечно, Фредерик был прав: ни одна девица никогда бы не рассказала о себе.

— Уже сказал? — уточнил он.

— Разумеется. Точнее, сказал глупышке Вирджинии, а мисс Сесили пока не говорил. С задранными юбками она очаровательна, — подмигнул он, — просто очаровательна. К тому же, забава ей так понравилась, что, боюсь, мне трудно будет от неё отделаться, — цинично усмехнулся он. — Похотлива, как кошка.

Стэнбридж тоже усмехнулся.

— Так, может, тебе и жениться? За ней дают пятьдесят тысяч.

— Нет, — покачал головой Крайтон. — То, что привлекает нас в женщине, редко привязывает к ней. Рано или поздно всё кончается.

— Тебе впору писать воспоминания о своих любовных похождениях.

— Что же, может, и напишу. Сердце требует одной женщины, постель — многих, а тщеславие, что поделать, — всех.

— А если о Вирджинии узнают Винсент с Энтони? Или Филип пронюхает про свою сестрицу?

— Едва ли. Какой бы глупышкой ни была мисс Сесили, она не расскажет отцу или братцу, что она позволила некоему джентльмену вставлять своё орудие ей меж ягодиц, мисс Вирджиния тоже никогда не пожалуется папочке или Винсенту, что потеряла невинность.

— А вдруг? — провоцируя дружка, спросил Стэнбридж, — когда они обе поймут, что просчитались в расчётах на тебя, истерики не миновать. Филип-то точно не спустит — он тебя как собаку пристрелит.

— Брось, всё это вздор, — отмахнулся Крайтон. — Одна перед свадьбой съездит в Лондон к женскому врачу и вернётся вполне чистой для брачного ложа, а второй даже этого делать не придётся.

— Но…

— Оставь, я сказал, вздор всё это, говорю тебе, — уверенно оборвал Крайтон.

— Не хотел бы я оказаться на месте женихов этих красоток, — почесал затылок Стэнбридж.

— Ну, уж это вполне в твоей воле. Кстати, как тебе эта малышка Черити, сестрица Вирджинии?

Стэнбридж опешил.

— Ну и вкус у тебя. Она же дурнушка.

— Не скажи, она прелестно расцвела. Ты просто слеп.

— Когда от дерзких насмешек над твердолобостью тори незаметно переходишь к язвительным подтруниваниям над новомодными идейками либералов, это обычно означает, что тебе перевалило за пятьдесят, — миссис Флинн, тяжело опираясь на руку Черити, медленно встала из-за стола. — Вчера, когда мы прогуливались по городу, я вдруг заметила, как молодо выглядят полисмены. Совсем мальчишки. И один на Йорк-стрит имел наглость назвать меня «старой перечницей», помнишь? Как это выходит? Едва ты в этой жизни наберёшься ума, как тебя уже кличут старухой.