Александр Бушков - Дикое золото

Челюсть у коридорного форменным образом отвалилась, он оцепенел от ужаса. «Клюнула рыбка, клюнула!» – ликующе возопил про себя Лямпе и, стоя в прежней позе, безжалостно продолжал:

– И тут-то я понял по его виду, что это – несомненный мертвец. Я так полагаю, из самоубийц, все о том говорит – пистолет в руке, пулевое ранение, кровь на лице… Уж не случилось ли тут чего, Антуан?

Он медленно стал поворачиваться. Следовало отдать должное самообладанию Прохора – он взял себя в руки гораздо быстрее, чем представлялось поначалу. Когда они оказались лицом к лицу, коридорный вновь стал услужливым, расторопным лакеем, без малейших следов только что пережитого ужаса. Разве что улыбка стала чуточку натянутой:

– Что вы такое говорите, ваше степенство? Померещилось-с…

– Говорю тебе, я его отчетливо рассмотрел, – сказал Лямпе, уже не сводя с него пытливого взгляда. – Выглядел он в точности так, как я описал. Чиновник. Не старый, немногим меня старше. С темными волосами, рослый. Пистолетик блестящий такой, на первое впечатление, из иностранных…

– Поблазнилось-с, ваше степенство, – прилагая героические усилия, чтобы держать себя в руках, ответил коридорный. – Чтобы в нашей да гостинице-с… Никоим образом невозможно. Было дело, стрелялся антрепренер, и даже до смерти, но тому уж десять лет минуло, да и произошла эта печальная неприятность вовсе даже не в нашей гостинице, а в театре…

– Ну, а кто здесь жил до меня?

– До вашего степенства-с? – лихорадочно соображал Прохор. – А это… Особа духовного звания, отец протоиерей, проездом из Томска-с в Иркутск, изволил переночевать и благополучно выехал… ну, а прежде отца протоиерея десять дней-с изволили проживать господин горный инженер, только они не темноволосые, а, наоборот, белы волосом, русы то есть…

– Но я же видел отчетливо…

– Померещилось, ваше степенство-с! – прижал Прохор ладони к груди. – В жару мало ли что может померещиться. Вот был у нас случай с купцом первой гильдии Фролом…

– Может, и в самом деле померещилось? – потер Лямпе лоб, словно размышляя вслух. – Но ведь до чего четко и явственно… Как на фотографической карточке…

– Эх, ваше степенство! – ухмыльнулся Прохор уже совершенно спокойно. – В «Ниве» вон писали, что в аравийских пустынях по причине жаркой погоды случаются видения аж целых городов или там караванов с погонщиками… Вошли вы с жары в полутемную прохладу – вот и произошел-с обман зрения… Вроде бы для такого имеется-с научное наименование, но я его по недостатку ученого образования и не выговорю, хотя читал где-то… Истинно-с вам говорю, от жары померещилось!

Он был сама убедительность, так что Лямпе на миг даже стало неловко.

– Ну, пожалуй что… – протянул он раздумчиво. – Убедил ты меня, Антуан… Жара, действительно… – он вновь сел, вытянул ноги и улыбнулся крайне легкомысленно. – Ну и бог с ним, с видением… Давай-ка мы лучше поговорим о вещах насквозь земных, более того, тех, что приятнее привидений… Ты мне, помнится, говорил, что в случае такой надобности поможешь с приятным и безопасным времяпрепровождением… – и, не оставляя никаких неясностей, провел пальцем в воздухе линию, напоминавшую женскую фигуру.

Антуан-Прохор облегченно вздохнул:

– Ну, это другое дело-с, а то привидение какое-то выдумали… С полным нашим усердием. Конечно, лучше бы подождать до вечерней поры…

– Голубчик, – сказал Лямпе капризно. – Барин развлекаться желают. Понятно тебе, вибрион? А сие означает – незамедлительно. Если барин желают. – Он сунул два пальца в жилетный карман и тут же вынул, поигрывая зажатой меж ними сложенной трешницей. – Можешь ты мне предоставить в самые что ни на есть кратчайшие сроки самое что ни на есть зефирическое создание?

– Простите-с, ваше степенство, по необразованности не могу проникнуться, что это за зефирическое за такое, – деловым тоном сказал коридорный. – Однако ж в кратчайшие-с, как вы изволите желать, сроки доставим в лучшем виде чрезвычайно приятную барышню. В смысле здоровья-с не извольте беспокоиться, наши барышни чистенькие. Позвольте-с поинтересоваться, попышнее предпочитаете?

– Да как тебе сказать… – столь же деловым тоном сказал Лямпе. – Не толстушку и не худышку… В пропорцию, соображаешь?

– Так точно-с! – заверил коридорный. – Насчет пропорции – это очень понятно-с! Не впервые слышим-с!

– И вот что еще, голубчик… – совсем спокойно, лениво сказал Лямпе. – Ты мне, во-первых, спроворь такую, чтобы постоянно здесь… бывала. Местом своим, если можно так выразиться, дорожила. И репутацией. А то попадется какая-нибудь случайная вертихвостка, ищи-свищи потом часов с бумажником…

– Не извольте беспокоиться-с, и это предусмотрено! Ясное дело, из постоянных, чтобы в случае чего спрос был!

– Во-вторых, – сказал Лямпе. – Ты мне подбери такую… чтобы была не полная дура. Чтобы с ней можно было приятно и, я бы сказал, умственно побеседовать. Времени у меня, мон шер ами Антуан, много, девать его некуда, ради скоротания скуки и поболтать хочется…

– Учтено-с! Подберем подходящую для умственной беседы… Я так понимаю, прикажете в номер вина, фруктов и прочего… сопутствующего?

– Ну разумеется, голубчик, – кивнул Лямпе, протягивая ему трешницу. – Только ты не больно-то роскошествуй, я как-никак немец, а следовательно бережлив, да и потом я ж не архиерея принимать собираюсь, так что стол накрой без боярских выкрутасов… Уяснил?

– Все будет спроворено-с в лучшем виде! – вдохновенно заверил коридорный и, отпущенный легоньким мановением руки, скользнул к двери совершенно бесшумно.

Лямпе смотрел ему вслед так, словно из винтовки целился. Были основания легонько себя похвалить – план удался блестяще. Сейчас можно было со всей уверенностью сказать: Антуан-Прохор знал о том, что прежний постоялец был найден здесь с пулей в голове и пистолетом в руке. А это уже кое-что. Это, господа, и есть пресловутая печка, от которой следует танцевать. Порой бывает невероятно трудно определить местонахождение означенной печки, а ведь без этого и танец не танец…

«Поработаем», – подумал он со спокойной, веселой яростью. Не в чащобе и не в пустыне, господа хорошие, имеем честь пребывать. Поработаем…

Воспользовавшись свободным временем, Лямпе сделал то, что могло подождать до сего момента, – достал из жилетного кармана небольшую мельхиоровую зубочистку и распахнул дверцы гардероба.

Старательно, привычно измерил зубочисткой три отрезка – от задней стенки до чемодана, от передней и боковой до него же. Удовлетворенно хмыкнул. Ни один промер не совпадал с теми, первоначальными, которые он сделал, когда поставил сюда чемодан. Ошибки были пустяковые, в общем-то от половины до трети вершка, те, кто аккуратненько вынимал его чемодан из гардероба – зачем же, кроме как ознакомиться с содержимым? – были не новички в своем ремесле, но полной скрупулезности не соблюли. Что ж, бог им судья. В чемодане не было ничего подозрительного или недозволенного, содержимое полностью соответствовало образу торгового немца среднего достатка, даже лютеранская Библия на немецком языке имелась. Кастет он сразу же переложил в карман, когда уходил.