Александр Бушков - Дикое золото

– Ага, – кивнул Мигуля, садясь за стол и ловко подхватывая щенка на колени. – Куплен на свои деньги, из Петербурга привезен. Немцы их в качестве полицейских собачек давно пользуют, вот я и решил следовать за ихней цивилизацией. Мазурика нашего и пистолетом не особенно запугаешь, а вот к обученным полицейским песикам он пока что не привык, и польза, я чую, будет… Подрастет, поглядим. Садитесь, ваше благородие. Что вас привело к нам, убогим?

– Полно прибедняться, Ермолай Лукич, – усмехнулся Бестужев в открытую. – Ну какой же вы убогий? О вас отзываются, как о лучшем в Шантарске частном приставе, я навел справки…

– А… – махнул Мигуля устрашающей лапищей. – Болтают всякое…

– Ермолай Лукич, – проникновенно сказал Бестужев. – Объясните вы мне, пожалуйста, чего ради охотитесь за Ванькой Тутушкиным?

Очень похоже, он застал пристава врасплох этим немудрящим вопросом. Мигуля ерзнул взглядом, преувеличенно заботливо принялся трепать щенка за черные ушки. Наконец поднял хитрые мужицкие глаза:

– Да с чего вы взяли?

– Ну как же, – сказал Бестужев. – Такую засаду поставили… Учитывая, что в Шантарске всего-то полсотни городовых, выделять аж полдюжины человек ради поимки Тутушкина – это получается либо ненужное расточительство, либо охота на чрезвычайно опасного преступника. Вот только Тутушкин, насколько мне известно, ничего противозаконного не совершил пока. Альфонсирует помаленечку, это верно, сутенерствует, сукин кот, – но это еще не повод, чтобы такую охоту за ним устраивать. Городовые в партикулярном, сыскные агенты, извозчики ряженые, всех схваченных моментально к вам везут, даже племянничка городового Зыгало, мальчишечку нежного возраста, к наружному наблюдению привлекли…

Мигуля, судя по его виду, лихорадочно искал, что бы соврать поубедительнее. И наконец сообразил:

– Помилуйте, господин ротмистр, с чего вы взяли, что мы как раз Тутушкина ловим? Ловим мы вовсе даже другого человека, есть один такой фармазон, который должен как раз у Тутушкина объявиться…

– А сам Тутушкин где?

– Кто же его ведает, прохвоста? Вам бы с Петенькой Сажиным поговорить…

– Я пытался его отыскать по телефону, – пожал плечами Бестужев. – Однако где он находится, никому не известно. Вот и пришлось к вам ехать… Так как же, Ермолай Лукич?

– Да господи! – с сердцем сказал Мигуля. – Говорю вам, все мы не ловим Ваньку Тутушкина, а ловим известного фармазона, с помощью фальшивого брильянта выманившего деньги у купчихи Калатозовой… Вы что ж, не верите?

– Уж простите, не верю, – сказал Бестужев.

– Ну, дело ваше.

– Интересный вы человек, Ермолай Лукич, – примирительно улыбнулся Бестужев. – В конце-то концов, мы с вами числимся по одному министерству, должны сотрудничать…

– Было б в чем с вами сотрудничать, господин ротмистр, неужто я бы стал уклоняться? – с видом невиннейшего дитяти заявил Мигуля. – Неужто я не понимаю, что такое охрана? Никакого сравнения с нашими-с мелкими заботами…

– Но если заботы ваши так мелки, что же вы их держите в секрете?

– Да кто держит? Говорю вам, ловим фармазона…

– А нельзя ли посмотреть, что там насчет этого фармазона имеется в ваших штрафных списках? [25]

– У нас штрафных списков такого рода не имеется, – сказал Мигуля весело. – Таковые – в сыскной…

– А в сыскной не знают, куда подевался Сажин, вот и получается сказка про белого бычка…

– Ничем помочь не могу, – непреклонно заявил Мигуля. Он выскальзывал из рук, как чеховский налим.

– Хорошо, – сказал Бестужев. – Возможно, я напрасно вас беспокоил, приношу искренние извинения… Там, в комнате, я видел только что Василия Зыгало… Могу я с ним коротко поговорить?

Судя по всему, Мигуле хотелось отклонить и эту нехитрую просьбу, но он, как и следовало ожидать, не нашел серьезных оснований. Развел руками:

– Ну, коли служба требует… Я его пришлю сей минут, – опустил щенка на пол и быстро вышел.

Бестужев поцокал щенку языком, и тот с поскуливанием заплясал у его ног.

«Сей минут» растянулся минут на пять. Несомненно, Мигуля в это время наставлял подчиненного держать язык на зубами и не брякнуть лишнего… Когда великан Зыгало все же возник в дверях, вид у него был угнетенный и печальный. Блуждая взглядом по комнате, городовой пробасил:

– Ваше благородие, прощенья просим… Кто ж знал…

– Это ты насчет оплеухи? – спросил Бестужев. – Да я и забыл уже… За что обижаться? Ну, справлял ты службу… Садись, Василий, садись, в ногах правды нет… Садись, кому говорю!

После долгих колебаний Зыгало устроился на краешке стула, готовый в любой момент вскочить и вытянуться.

– Да сядь ты поудобнее, братец, – с досадой сказал Бестужев. – Говорю же, про затрещину я и забыл… Ты мне вот что скажи: по какой причине ловите Тутушкина?

Зыгало отчеканил, как заведенный:

– Ваше благородие, облава вовсе не на Тутушкина, а на фармазона, каковой…

– Злодейски обвел вокруг пальца купчиху Калатозову? – понятливо подхватил Бестужев. Ясно было, что с этого объяснения Зыгало ни за что не сойдет. – И черт с ним, с фармазоном… Ты мне лучше расскажи о другом. Когда в номерах «Старой России» застрелился постоялец, коллежский асессор по Министерству внутренних дел Струмилин, ты, насколько я знаю, вошел туда первым?

Зыгало воззрился на него недоуменно, мучительно пытаясь сообразить, что ему в этом случае отвечать, чтобы не подвести начальство, отчего-то не желавшего посвящать жандарма в свои внутренние дела. Бестужев смотрел на него доброжелательно, открыто, легким движением бровей принуждая к разговору. Наконец рослый усач, одолеваемый внутренними борениями, промямлил:

– Да вроде как бы и так…

Терпение у Бестужева лопнуло. Он перегнулся к собеседнику через обшарпанный канцелярский стол и грозно пообещал:

– Васька, я ведь сейчас поеду к полицмейстеру, велю ему тебя к себе вызвать, и там мы этот разговор продолжим… Только при этом будет считаться, что ты, аспид, злостно препятствуешь следствию, проводимому жандармерией… Тебе что, служба надоела? Тут политика, тебя и Мигуля не спасет… Будешь ты говорить, как нормальные люди?

– Как прикажете… – протянул струхнувший Зыгало.

– Ты первым вошел?

– Так точно. Когда Прошка, коридорный, телефонировал в часть, меня с Мишкиным и послали… Входим мы, а он лежит на кровати, глаза открыты, прямо на нас таращится… – Зыгало неподдельно передернулся. – Кровь на виске, и пистолетик блестящий из руки выпал, тут же валяется…

Достав блокнот с карандашом, Бестужев быстро провел несколько линий, подрисовал прямоугольник, подсунул раскрытый блокнот городовому:

– Смотри внимательно. Вот так и выглядел номер? Это – кровать, это – окно, это, соответственно, дверь… Разбираешься?