Александр Бушков - Дикое золото

– Ваше степенство, Леонид Карлович! – воскликнул Сёма, в знак почтения приложив к шляпе набалдашник трости. – А мы уж заждались, тревогами томимы…

– Не вижу поводов для тревог, – сухо сказал Лямпе. – Насколько я могу судить, поезд, в общем, прибыл по расписанию.

– Так-то оно так, однако ж…

– Сёма, – сказал Лямпе без выражения.

– Умолкаю-с, Леонид Карлович! Позвольте рапортовать: извозчик нанят, номер снят. В «Старой России», как наказывали. Тот самый номер, четырнадцатый.

– Это хорошо, – сказал Лямпе. – Насколько я помню план города, до гостиницы с четверть часа спокойным шагом?

– Именно-с.

– Вот и пройдемся пешком, какие наши годы… – сказал Лямпе. – Насчет чемодана распорядись.

– Сию минуту! Эй, борода! – Семен двумя пальчиками придержал за рукав носильщика. – Держи на водку. Справа от вокзала – извозчик, бляха номер две тысячи тридцать пять. Отдашь баринов чемодан, пусть везет в гостиницу «Старая Россия», в четырнадцатый номер, для господина Лямпе. Господа, пусть так скажет, изволили прогуляться пешком и скоро прибудут. Усек?

– А чего ж, – сказал монументальный носильщик, косясь на франта с легоньким презрением. – Сделаем.

И удалился.

– Видели, Леонид Карлович, как глазом стриганул? – хмыкнул Акимов. – Вольный и гордый сибиряк, словно Куперов краснокожий индеец… Оценил должным образом мою легковесность и тщетные потуги играть в барина.

– Образ неплох, – согласился Лямпе вполголоса. – Вот только, друг мой, с тросточкой вы несколько перебрали… – и пощелкал пальцем по серебряной рукоятке Сёминой трости, представлявшей голую женщину в соблазнительной позе.

– Это вы зря, Леонид Карлович, – серьезно сказал Акимов. – Сие – не самодеятельность, а дополнительная деталь к образу. Именно такие набалдашники здесь в большой моде у прототипов того образа, каковой мне выпало на себя напялить. Соблаговолите посмотреть направо, видите, у ограды?

Лямпе, почти не поворачивая головы, посмотрел в ту сторону. Акимов был прав: там, опершись спинами на вычурные темно-зеленые завитушки чугунной ограды, стояли четверо молодых людей, сущие Сёмины копии, почти неотличимые, – и двое вертели в руках точно такие же тросточки.

– Ну, извини, – сказал Лямпе. – Хвалю за внимание к мелким деталям образа… Пантелея видел?

– Конечно. Прошествовал мимо, как тень отца Гамлета… Сюда, Леонид Карлович, направо.

– Я знаю, – сказал Лямпе. – Это Благовещенская, помню. Слежки за собой не замечал?

– Ни малейших признаков, Леонид Карлович, – тихо, серьезно сказал Акимов. – Ни единого раза.

– Где остановился?

– Как и положено по образу. В номерах «Гранд-отель». В пяти минутах ходьбы от вас. Ближе не удалось, «Националь» – битком, а в «Старую Россию» мне при моем образе, я рассудил, соваться как-то не с руки. Приказчики там не квартируют, я имею в виду – мне подобные.

– «Старая Россия» – и в самом деле лучшая гостиница?

– Непременно, – сказал Акимов. – Новый хозяин, Лаврентий Акинфович Олефир, два месяца назад сделал капитальный ремонт. Все присутственные места поблизости, ресторан первоклассный, оркестры играют, отдельные кабинеты и бильярдная, номера даже с ватерклозетами – от собственного водонапорного бака. Электричества, правда, нет, но тут весь город без электричества. И, между нами, Леонид Карлович, к преимуществам сей гостиницы, по достоверным сведениям, относятся еще и перворазрядные девицы. Обратите внимание на здание с зеленой кровлею. Городской театр, здешняя достопримечательность. Десять лет назад, когда сгорел деревянный, что допрежь стоял на том же месте, антрепренер, не будучи в состоянии рассчитаться с труппою…

– Застрелился, – сказал Лямпе. – Я где-то читал.

– А про то, что он и поныне является в виде привидения, не читали?

– Нет, – сказал Лямпе. – Какой вздор, Сёма… К ювелиру, надеюсь, не вздумал заглядывать?

– Обижаете, Леонид Карлович! В соответствии с инструкциями дожидался вашего приезда. Мимо проходил, конечно, но что-то не видел в магазине Штычкова…

– Ну, разберемся. В городе что-то известно о…

– Ни малейших слухов, – уверенно сказал Акимов. – Судя по всему, господин Олефир полицию умаслил изрядно. Что вполне понятно: ему ж расходы окупать надо и прибыль иметь, а если поползут разговоры, что в номере застрелился постоялец… Сами знаете, как такие сплетни влияют на репутацию. У нас, в Петербурге, подобное было бы не прискорбным фактом, а наилучшею рекламою для заведения – тут вам и репортеры, и любопытные дамочки, и прочие декаденты… Ну, а в сих патриархальных местах на жизнь смотрят степеннее. Здесь доходы господина Олефира упали бы резко. Сибирский купец суеверен, его в номер самоубийцы палкой не загонишь, да и в саму гостиницу тоже. Одним словом, тайна сохранена полнейшая. Я водил в пивную коридорного с того этажа, где четырнадцатый номер. Влил в него добрую баклагу, а разговорить все равно не удалось, как я ни искал подходцы – закрывается, что твоя устрица. Ну, а напрямую спрашивать вы мне строжайше запретили, и, как поется в опере – присягу эту я, как верный муж, исполнил…

– Ёрзаешь речью, Сёма, – досадливо сказал Лямпе.

– Простите, Леонид Карлович. Не то чтобы нервы… но, пожалуй, явственное ощущение неправильности происшедшего. Уж извините, бога ради, но у меня это самое ощущение так мурашками по коже и ползает. Извините…

– Ничего, – сказал Лямпе. – Ты, знаешь ли, подобрал удивительно точное слово, сокол Сёма… Неправильно это. То, что произошло, – и он повторил, сам не понимая, чего хочет этим достичь: – Очень удачно, Сёма. Неправильность происшедшего… Ты при оружии?

– Как было велено, Леонид Карлович. Товарищ Лямпе…

– Что?

– А почему – нет? Как метод воздействия при необходимости?

Подумав немного, Лямпе усмехнулся:

– Считай, что я растрогался. Золотая голова. В самом деле, как вариант и метод… Вы совершенно правы, товарищ Акимов.

…Сам Лямпе, если бы все зависело от него, выбрал бы номер подешевле, в целях вполне понятной для немца и простительной таковому экономии. Но в данном случае от него ничего не зависело, приходилось идти путем Струмилина, выбравшего самые лучшие, шестирублевые апартаменты – покойный был склонен к легкому гусарству, что уж там…

Переступая порог четырнадцатого номера, он ощутил легонький холодок в груди. Чувство это смутило и раздосадовало, но он ничего не мог с собой поделать…

Чисто выбритый коридорный, судя по физиономии, продувная бестия – как и надлежит человечку на таком месте, – опустил его чемодан рядом с креслом, без нужды переставил на пару вершков [3]в сторону, якобы устраивая поудобнее, повел рукой:

– Это, ваше степенство, гостиная. Тут спальня, белье-с чистейшее, после предыдущего постояльца поменяли-с…