Александр Бушков - Непристойный танец

– Да ничего, пожалуй, – вынужден был признать Сабинин.

– Вот видите. Что же вы притворяетесь? – Мюллер уставился на него весело, пытливо. – Нужно уметь притворяться, господин Трайков, а вы, сдается мне, этим искусством плохо владеете…

– Мало ли какие могут быть причины…

– Например? – быстро спросил Мюллер.

– Ну, так сразу и не скажешь… – пожал плечами Сабинин, уже видя, что дело оборачивается весьма неприятной стороной.

– Господин Трайков, – проникновенно, доверительно сказал комиссар. – Мы с вами можем сидеть здесь до вечера, плетя эти словесные кружева… Но есть ли смысл? Вы мне кажетесь не вполне опытным в некоторых вещах, но тем не менее рассудительным человеком, отнюдь не фанатиком и не ограниченным догматиком… Вы, по моим наблюдениям, любите жизнь во всех ее проявлениях, не чужды некоторого, я бы так выразился, эпикурейства… С человеком вроде вас не в пример легче иметь дело, нежели с фанатиками и догматиками…

– Вы не могли бы изъясняться проще? – спросил Сабинин.

– Извольте. Служба моя трудна и тяжела, господин Трайков. Особенно во времена, связанные со столь значительными событиями, каким, безусловно, является предстоящий визит наследника престола, а то и самого государя… Все подняты на ноги, полиция работает без регламента времени и выходных дней… но наши труды не исчерпываются бравым стояньем в парадной форме на маршруте проезда высоких гостей. Отнюдь. Все обстоит как раз наоборот. По крайней мере, для многих из нас…

– Туманно, – сказал Сабинин. – Крайне туманно.

– Ну что же… Я, как человек деликатный, не смею подробно выспрашивать, насколько активно вы участвуете в… деятельности определенного рода. Это в принципе ваша частная жизнь, до тех пор, пока она не войдет в противоречие с Уголовным уложением Австрийской империи. Я вас умоляю, не пытайтесь напускать на себя невинность и хлопать глазами с видом деревенского простачка, впервые в жизни узревшего танцовщиц в кафешантане… Вся округа знает, что за гости обитают в пансионате «У принцессы Елизаветы». Даже иные уличные мальчишки, пожалуй что, осведомлены… И вы мне предлагаете поверить, что туда может попасть случайный человек? Что для постороннего отыщется свободный номер? Нет, серьезно?

Сабинин угрюмо молчал, пытаясь угадать, что в этой ситуации предпринять, – то ли откланяться и убраться восвояси, то ли устроить скандал, поминая сплоченность европейских социал-демократов, о которой в прошлый раз говорил сам комиссар? Или все же отмалчиваться?

– По-моему, я в бытность свою здесь не нарушил законов империи, – сказал он, взвешивая каждое слово.

– О, безусловно! – воскликнул комиссар. – Я вас и не обвиняю ни в чем подобном. С нарушителями законов империи мы беседуем в комиссариате, куда их доставляют под полицейским конвоем, а с вами мы беззаботно сидим за столиком в кафе, и я вас угощаю на собственные деньги… Речь о другом, господин Трайков. Я превосходно понимаю, что не в состоянии пресечь деятельность… заведений , подобных вашему пансионату. Во-первых, я для этого слишком мелкая сошка, во-вторых, вы стараетесь не нарушать законов империи, в-третьих же… ну, мы уже касались этого вопроса при прошлой нашей беседе. Вздумай грубый полицейский бурбон ущемлять права политических эмигрантов, невинных и нежных, помянутому полицейскому просто-таки гарантирована выволочка от начальства, каковое, в свою очередь, вынуждено считаться с возможными запросами в парламенте и шумом на страницах местной социал-демократической прессы…

– Сочувствую, – кивнул Сабинин.

– Благодарю, – в тон ему ответил Мюллер. – Так вот, хотя я и не в состоянии предпринять какие-либо меры…

– Послушайте, а зачем, собственно, вам что-то предпринимать? – спросил Сабинин серьезно. – Вы сами говорите, что никто из нас не нарушает ваших законов…

– Я не одобряю той деятельности, которой вы здесь заняты, – отрезал комиссар. – Зараза имеет свойство распространяться… Любая революционная деятельность, на мой взгляд, крайне пагубна. И некоторые наши деятели, поддерживая вас ради мелких политических выгод, на деле рискуют гораздо больше, чем в состоянии осознать…

– Интересно, – вкрадчиво спросил Сабинин, – а вы в состоянии повлиять на этих… деятелей или хотя бы заставить их к себе прислушаться?

Судя по печальному виду комиссара, насупившегося и поджавшего губы, Сабинин грациозно и мастерски наступил на любимую мозоль…

– Это не имеет отношения к нашей беседе, – отрезал Мюллер. – Я, с вашего позволения, закончу свою мысль. Действовать я не в силах. Но знать обязан. Я должен знать, что происходит за стенами таких вот уютных, чистеньких пансионатов. В этом я вижу свою обязанность. Вам развивать эту мысль далее или вы и так меня понимаете?

– Бог ты мой, – сказал Сабинин. – Уж не собираетесь ли вы мне предложить…

– Вы прекрасно поняли мою мысль, – с вежливой улыбкой опытного дипломата кивнул молодой полицейский.

– Что же, прикажете выступать в роли полицейского шпика?

– Информатора, – мягко поправил Мюллер. – Шпики – это у вас, в России, хотя лично я не согласен со столь уничижительным термином, естественно полагать, что полиция любого государства, где имеются внутренние… проблемы, прибегает к услугам негласных сотрудников. И все же, господин Трайков, ситуация в корне противоречит той, к которой вы привыкли в России. Там, согласен, ваша деятельность в качестве негласного помощника полиции обязательно привела бы к арестам, судебным процессам, а то и смертным приговорам. Между тем здесь, повторяю и подчеркиваю, речь идет лишь о поставке информации и не более того. Ваша откровенность не повлечет для ваших друзей ровным счетом никаких… последствий. Или я неправ?

– Отчего же, правы, – сказал Сабинин. – Вот только мои друзья, боюсь, не станут вникать в эти тонкости. И всадят мне пулю в лоб, не особенно разбираясь. Им будет совершенно все равно, сотрудничал я с русской полицией или с вами…

– Но ведь этого можно избежать при соблюдении весьма простого условия. Вам всего лишь следует никогда никому не проговориться. И только.

– Все равно, – упрямо сказал Сабинин. – Бывают всевозможные случайности.

– Я так и не понял, вы в принципе отрицаете всякое сотрудничество со мной или вас пугает только лишь возможность провала?

– Ничего себе, «только лишь»! – покрутил головой Сабинин. – Для меня это не «только лишь», для меня это – неизбежная смерть при неудачном обороте дела…

– Я должен понимать так, что вы отказываетесь?

– Вот именно.

– Это ваше последнее слово?

– Будьте уверены.

– Ну что же… – протянул Мюллер вовсе не зло. – Придется вести беседу в ином ключе… Насколько я понимаю, наши скромные полицейские ассигновки вас вряд ли привлекут – вы, по моим наблюдениям, особой нужды в деньгах и так не испытываете. Одеты с иголочки, посещаете дорогие рестораны, букеты дамам дарите не какие-то дешевенькие, а от Кутлера… Поневоле приходится идти в другом направлении… Вы не скучаете по России?