Ольга Грейгъ - Кёнигсберг-13, или Последняя тайна янтарной комнаты

Ольга Хлебникова, занятая своими мыслями, не обратила внимание как из одной из припаркованных во дворе машин вышли двое молодых людей. Они направились к ней, и, поравнявшись, зажали ее с двух сторон. «Не дергайся, цыпочка», — прошептал один, и, не доставая руки из кармана, приставил к ее боку что-то острое. Второй в это время с силой сжал локоть. Сопротивляться явно бесполезно, однако женщина попыталась крикнуть, позвать соседей, привлечь внимание дворника. Но только и успела, что набрать воздух в легкие, как получила короткий удар под ребра, от которого задохнулась, охнув и ужавшись. Парни, придерживая жертву, провели ее к машине и усадили на заднее сиденье. Машина сорвалась с места, подчищавший двор уборщик повернулся на резкий звук, но разглядеть номера нарушителей не смог, они оказались заляпаны грязью. Лица мужчин и пассажирки особого внимания не привлекали, и потому товарищ с метлой приступил к своему занятию, только покачав головой и ругнувшись про себя.

«Нагнитесь», — сказал в машине здоровяк, сидевший с Ольгой на заднем сиденье. Она попыталась съехать вниз, чтобы спрятаться, коль такова воля похитителей. «Не так! — властно приказал мужчина. — Голову нагни вперед!». Она испугалась, что начнутся какие-то грязные домогательства, однако все оказалось куда прозаичней, как только она нагнулась, похититель завязал на ее голове шарф так, что глаза оказались полностью закрыты. «Теперь можешь съезжать вниз, и молчи, не высовывайся». Они знали, что женщина, ошеломленная и напуганная, не успела их рассмотреть как следует. Тем не менее, осторожность не помешает. Хотя, как полагал Белобрысый, приехавший на задание с напарником, Wolf вряд ли оставит этой дамочке шанс на счастливое будущее. Он сам еще не разучился сочувствовать, но пока что его переполняли одни чувства — удовлетворение от того что не прокололся и не провалил задания.

Она по-настоящему пришла в себя только когда ее оставили одну. Ольга помнит, что они долго ехали по улицам, путь их был то линейным, то петляющим. Наконец они припарковались в каком-то месте, кажется людном, потому что она слышала голоса и звуки городского транспорта. Ее свели вниз по ступеням, поддерживая под локоть, открыли входную дверь своим ключом, затем провели длинным коридором через еще одну отворенную дверь, после чего все трое оказались в комнате. Она не сопротивлялась, понимая, что пока ничего не может предпринять; приходилось уповать на милость похитителей и обстоятельства. Ее сердце дрожало как заячий хвост, и она предпринимала немалые усилия, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Паника — не лучший помощник, Ольга; паника еще никому не помогала…

Наконец ее посадили на жесткий стул, не снимая шарф-повязку с глаз; нащупав перед собой стол, она попыталась положить руки на столешницу, но ее жест опередили, столкнув грубо и нагло. Она вертела головой, пытаясь расслышать то, что не видела . Вот один из них бросил на стол сумочку, которую отобрал еще в машине, расстегнул, высыпал содержимое.

— Что там? — спросил один, стоящий в отдалении, наверняка возле двери, с той стороны, откуда они вошли.

— Счас. Блокнот, ключи, ручка, телефон. Бабская мелочь, — он открыл косметичку, перебрав пальцами тушь, помаду, тюбик с кремом, коробочки с тенями и румянами, другие вещицы.

— Покажи телефон, — сказал первый, подошел к столу, открыл его, проделывая какие-то манипуляции, бросил в сумочку. Сгреб барахло со стола и отправил туда же.

Наконец он же подвел итог:

— Ладно, ничего существенного. Так и скажем.

Она поразилась, что это не им надо, а кому-то еще; и теперь ее судьба зависит не от этих двух накачанных придурков, а от кого-то третьего , неизвестного ей, и оттого априори жестокосердного и неумолимого.

— Встань! — вдруг резко сказал тот, кто стоял в отдалении. И от резкого приказа она поднялась, сдерживая дрожь. Кто-то подошел к ней, стал ощупывать в поисках карманов, она подергивалась по инерции, но, к счастью, неприятная процедура быстро закончилась. Мужчина не стал лапать беспомощную жертву, его задача была только в том, чтобы найти какие-то сомнительные предметы или какой-то определенный предмет. Не обнаружив ничего, что его бы заинтересовало, он приказал напарнику: — Наручники!

И вот ее подрагивающие руки заведены за спину и закованы в холодный металл. «Зачем? Почему? За что?» — кажется она уже давно повторяет свои мучительные вопросы, остающиеся без ответа. Вместо объяснения она слышит как рвется некая материя, звук, похожий на отрываемый скотч, она все понимает и поджимает губы. Наконец ей заклеивают рот, перехватывают ноги на уровне лодыжек. Это кино , — приходит ей на ум спасительное…

Это кино — мысль, которая, возможно, и привела ее в чувство. Потому что отчетливо услышав ее в мозгу, она начинает фиксировать все происходящее словно в другом ритме: вот тот, кто здесь главный, разговаривает с кем-то по телефону, бросает: «Отлично, тогда мы уходим», затем повторяет эти же слова для того, кто является его напарником и для нее — той, кто является его пленницей. «Тебе повезло, сука, посиди тут пару часиков, там разберемся», — бросает ей дерзко, ведь она не видит говорившего, а только кивает ему, словно соглашается посидеть. Она не должна мычать или раздражать их резкими движениями, и это единственное, что она понимает, пока их тяжелые шаги не смолкают за закрытой на ключ дверью.

Действуй! — говорит она себе. Но как? — и боится начать, боится пошевелиться. Она отчего-то думает, что это еще не самое страшное, что настоящие похитители действовали бы совсем по-другому, более профессионально, что ли (хотя как профессионально — она может знать только по детективам и триллерам). Влипла, влипла, дура! — она не знает как себя подзадорить, чтобы нахлынула ярость, и понимает, что срочно должна, просто обязана что-то предпринять для своего спасения.

Хлебникова подергала руки, почувствовав как неприятно и больно запястьям; на ее движение никто и ничто не отреагировало, и она начала действовать смелей. Какое-то время она пыталась освободиться от наручников, но ничего не получалась, и только мысль пульсировала: думай, думай, ты же умная, ты же звезда эфира… Самоирония наконец сыграла свою роль: женщина утихомирилась, пытаясь припомнить все вещи, которые носила с собой в сумочке. Что и как в данный трагический момент могло бы ей пригодиться? Что? Она перебирала каждую вещь, словно ощупывала ее руками, виртуально пытаясь применить ее в новом, нехарактерном качестве. Но ничего утешительного на ум не приходило.

Вспомнив, что всегда носила с собой тюбик с кремом, она даже глубже вдохнула носом воздух; вот оно, решение! Но как достать вожделенный тюбик? Снова заминка. Снова попытка припомнить: его бросили на стол, оставили в косметичке или швырнули в сумку? Да, в косметичке, да, замок не застегивали, да, он в косметичке (на столе или в сумке?)… Она неуклюже поднялась и, оставаясь в полусогнутом положении, попыталась дотянуться до стола. Ничего не получилось. Хорошо хоть они не приковали ее к стулу или еще хуже, к трубе; салаги, может и трубы тут никакой нет . Вот наконец она опирается на стол, шаря руками с краю. Ничего. Она медленно продвигается вдоль, пытаясь дотянуться хоть до чего-нибудь. Ее шаги медлительны и осторожны, попытки все гибче, будто она размялась и теперь готова на рывок. Но нет, стол в диапазоне ее манипуляций пуст.