Кирилл Еськов - Показания гражданки Клио

По достижении же должного уровня в иерархии подполья ему следовало аккуратно и ненавязчиво убедить руководство организации в том, что глупо не использовать его знание обстановки в Иудее и обширные тамошние связи. В конечном итоге Иуда должен был бы возвратиться на родину, имея необходимые полномочия на организацию постоянно действующего канала связи между галилейскими и иудейскими организациями зелотов, а в перспективе — стать координатором их совместных действий. Это представлялось нам настолько важным, что Иуде было приказано не отвлекаться ни на какие иные, даже самые соблазнительные, возможности (например, проникнуть в службу безопасности). Для первичного же внедрения нами была выбрана — в общем-то случайно — действовавшая в Капернауме секта некого Иешуа Назареянина.

Задание, как можно видеть, было очень сложным, однако я оценивал шансы на успех примерно как два к одному. Демиург был лучшим туземным агентом, с которым я когда-либо работал, — решительным, хладнокровным и необыкновенно удачливым. Он был прекрасно подготовлен технически (навыки ведения слежки и ухода от нее, маскировки, пользования тайниками и системами связи, владения оружием и приемами рукопашного боя), но самое главное — обладал врожденным даром молниеносно располагать к себе самых различных людей. Службу он начинал во вспомогательных туземных частях спецназа на парфянской границе. Парень был смел, дьявольски хитер, а главное — не боялся крови, так что его очень скоро начали использовать как пенетратора (агента-рейдовика) в разведывательно-диверсионных операциях на вражеской территории. Жизнь пенетратора обыкновенно бывает короткой, как его сирийский меч, однако Демиургу повезло. Как-то раз он получил возможность продемонстрировать мне свой артистический талант и шанса своего не упустил. С того самого дня его стали использовать исключительно для внедрения в иудейские радикальные группировки; затрудняюсь даже подсчитать, проконсул, скольким экстремистам за последние пять лет стоило жизни удивительное обаяние Демиурга.

Нельзя сказать, чтобы он был вовсе лишен недостатков, — хотя, с другой стороны, что еще считать недостатком… Дело в том, что Демиург никогда не скрывал, что работает исключительно ради денег, и день, когда он накопит сумму, достаточную чтобы заняться (под новым именем) крупным бизнесом где-нибудь на Кипре или в Александрии, станет последним днем нашего сотрудничества. Меня лично эта ясность в отношениях вполне устраивала. Как всякий разведчик, я терпеть не могу тех, кто сотрудничает с нашей службой «из идейных побуждений»: эти вечно норовят в самый неподходящий момент устроить истерику или вдруг начинают корчить из себя весталку. Демиург же работал за деньги и, смею вас уверить, жалованье свое отрабатывал на все сто, и даже более. Жалованье это, между прочим, почти такое же, как у письмоводителя городской управы, а вот характер работы несколько иной: трупы агентов, попавшихся в руки службы безопасности зелотов, обыкновенно являют собою зрелище не для слабонервных… Короче говоря, Демиург любил деньги, знал себе цену как профессионалу и — по совести говоря, не без оснований — полагал, что ему недоплачивают.

Изучая агентурные донесения по начальной фазе операции «Кентавр», я наткнулся среди них и на ничем не примечательный рапорт Иуды-Демиурга. Тот сообщал, что у него возникла досадная заминка на старте. В секте Иешуа Назареянина действительно есть немало зелотов, однако все они полностью утратили — якобы под влиянием проповедей Учителя — связь со своими прежними организациями, а потому не представляют ныне никакого оперативного интереса. Иуда просил в этой связи санкции на свой отход от Назареянина и на самостоятельный поиск иной секты для первичного внедрения.

…Мой старый приятель Поликтет Антиохийский — замечательный скульптор и запойный пьяница — очень здорово описывал мне состояние, возникающее у художника, когда вещь, над которой бьешься неделю за неделей, внезапно возникает в твоем мозгу — завершенная до самой последней черточки. «Ну вот, моя Артемида уже почти готова; остались пустяки — изваять ее. …Да нет, я вполне серьезно. Просто боги свою часть работы сделали, а уж с остальным я как-нибудь и сам справлюсь!» Нечто подобное испытал вдруг и я, вчитавшись в строчки Иудиного рапорта. Я понял, что ждал этого сообщения несколько лет — с тех самых пор, как в моей голове впервые возник смутный контур грандиозной тайной операции, способной изменить — к вящей славе Кесаря и Империи — весь политический расклад в Палестине. Ну что же, боги свою часть работы, похоже, сделали; теперь пора браться за дело самому.

Подняв имеющиеся у нашей службы материалы по Иешуа и его секте, я быстро понял, что в интересующем меня плане цена всем этим досье — пятак в базарный день. Делать нечего; пришлось лично отправиться в Галилею под видом греческого купца из Десятиградья. Риск, конечно, был страшный (тайная полиция Ирода мечтает побеседовать со мною в интимной обстановке ничуть не меньше, чем служба безопасности зелотов), однако перепоручить это кому-либо из подчиненных я не мог по соображениям секретности. Даже прикрывали меня оперативники Самарийской резидентуры, чье руководство не имело представления о характере моей миссии. Потратив пять дней на изучение на месте обстановки вокруг секты, послушав проповеди ее главы и даже удостоившись личной с ним беседы, я убедился в правильности сделанного выбора. По возвращении в Иерусалим я представил совершенно секретный доклад прокуратору, после чего вывел Иуду из операции «Кентавр», переподчинил его напрямую себе и замкнул на него самую надежную линию связи и обеспечения, какой только располагала в Галилее наша служба. Так началась операция «Рыба».

Не Вам объяснять, проконсул, что все наши многолетние попытки стабилизировать ситуацию в Палестине и нормальным образом инкорпорировать этот спесивый и склочный народец в структуры Империи чисто паллиативны. Можно, конечно, и дальше методично отлавливать и вешать террористов — поштучно, десятками, если надо — сотнями, но ведь это, согласитесь, просто отчерпывание воды решетом. Атмосфера националистического психоза и религиозного фанатизма, создаваемая в стране ее «духовными отцами», будет и дальше воспроизводить экстремистов с той же неуклонностью, с какой болотные миазмы порождают лихорадку. «Особые права богоизбранного народа» являются замечательным фундаментом для внутреннего единства саддукейских «прагматиков» с фарисейскими ортодоксами и политическими радикалами всех мастей. В составе местной элиты имеется некоторое количество интеллектуалов, ориентированных на либеральные космополитические ценности, однако их политическое влияние невелико, и в обозримом будущем оно вряд ли возрастет. Многие из них к тому же скомпрометированы своим активным сотрудничеством с эллинизированной (а потому — крайне непопулярной) Идумейской династией.