Владимир Нестерцов - Багаж императора. Необычная история

Она внимательно слушала меня, сложив руки на коленях и чуть склонив голову набок.

– Я только что от императора. Был удостоен чести встречаться не только с ним, но и со всей монаршей семьей.

– Господи! − воскликнула она, подавшись вперед, − как они там? Здесь ходят такие ужасные слухи. Давече камергер Пал Иванович Егоров заезжал перед отъездом в Питер, так рассказывал, что вообще их держат за семью замками и подвергают всяким издевательствам.

– Не могу ничего возразить вам, однако то, что они находятся под усиленной охраной без права общения с внешним миром, это уж точно. И прислуги практически не осталось с царем. Я уже не говорю о наших вездесущих придворних вельможах, которые сразу перекрасились во всевозможные цвета и шастают по стране, призывая народ к бунту.

– Как матушка-государыня? Как детки, девочки? Ведь они так привязаны друг к другу и воспитаны очень деликатно. Практически не знают реальной жизни. Им, наверное, так тяжело. Я вспоминаю случай, когда я находилась в свите императрицы. Мы с девочками решили купить сладостей. Зашли в лавку. Навстречу выскочил сам хозяин. Когда мы с ними, выбрав покупки, стали расплачиваться, то Анастасия, вынув из кошелька 50 рублей, была удивлена, когда хозяин дал ей сдачи. То есть они живут в совершенно другом мире.

– А почему Анастасия расплачивалась? − спросил я.

– О, она самая смышленая из девочек, поэтому ей доверяют не только деньги, но и некоторые семейные тайны, − продолжила она.

– Император дал мне одно деликатное поручение, − сказал я. − Поэтому мне следует завтра утром отправляться в столицу. Если на то будет ваша добрая воля, я просил бы вас позволить мне скоротать оставшееся время в вашей гостиной. А с рассветом я отправлюсь в путь. Право, мне неудобно просить вас об этом, и в любое другое нормальное время я бы не осмелился даже и подумать о таком.

– Полноте, сударь, − перебила меня графиня, − в такое сложное время мы дожны помогать друг другу. В одиночку выжить становится трудно. Я это поняла на своем печальном опыте, − она подняла полные тоски глаза и посмотрела пристально на меня. – Ведь вы знаете, Вольдемар, как сейчас опасно в столице. Поэтому я и переехала сюда, с одной стороны, чтобы успокоиться, с другой, чтобы быть поближе к монаршей семье. Вдруг я смогу им чем-то помочь. Минимум слуг, минимум желаний… Как вроде бы совершенно другой мир.

– Да, другой, − подхватил я ее мысль. –Тот, который был раньше, остался на другой стороне, ушел в прошлое. Грядет совершенно новый мир, лица которого мы еще не знаем, но то, что уже происходит в нем, дает возможность увидеть его отдельные черты, которые, мягко говоря, оставляют желать лучшего. Почему-то стало больше жестокости, обмана, лжи. Люди как-то сразу поглупели. Не видят очевидного. Не видят тот разрушительный ураган, который навигается на нас. Конечно, что-то надо было предпринимать, реконструировать, создавать какие-то новые формы. И процесс этот пошел. Только вот времени на его эволюцию не дают. Считают, что самый верный способ − это революция. Возьмите Государственную Думу. Ведь выступления в ней депутатов − это почти призыв к насилию. И это высший государственный орган, в котором сидят люди, владеющие огромным капиталом и таким же влиянием. Казалось бы, наоборот. Нужны взвешенные шаги. Однако все напрасно. А знаете почему? Да потому, что это «цвет нации» в кавычках. Из всего состава Государственной Думы больше половины из неполных семей. Что можно ожидать от людей, выросших в неполной семье, не знавших традиций и не следовавших им в своей жизни? Сегодня все пытаются урвать − и в первую очередь для себя. Все равно что: деньги, золото, звание, должность и т.д. А кто этому мешал? Отец нации – государь. Убрать его! Уйдет он, уйдут и традиции. Уйдут традиции, уйдет и народ, нация − и тогда делай, что хочешь, разделяй и властвуй. Вот такие дела.

Я закончил свой пылкий монолог и посмотрел на собеседницу. Она удивленно, в упор смотрела на меня.

– Я не знала, что вы такой оратор и умеете читать чужие мысли. Мне становится страшно рядом с вами, вдруг вы прочтете мои мысли, − уже шутливо закончила она.

– Дорогая графиня, − сказал я, подходя к ней и целуя ее руки, − ваша душа − такая нежная и трепетная, и тут не надо особого дара, чтобы прочитать ее, понять и воспринять ту доброту, которая исходит от вас.

– Полноте вам, Вольдемар, − ответила она и посмотрела на меня потемневшими глазами. − Я вас совсем заговорила, может быть чаю?

– Что вы, что вы, сударыня, какой чай в такое время? Я с вашего разрешения хотел бы немного отдохнуть.

– Конечно, конечно, – засуетилась она. − Я сейчас распоряжусь, чтобы вам постелили в кабинете.

С этими словами она выпорхнула в дверь. Вскоре послышался ее приглушенный голос, которым она отдавала указания горничной. Все это доходило до меня сквозь полумрак, в который я постепенно окунался, сидя в мягком, удобном кресле.

Минут через двадцать она вошла в комнату и, взяв посвечник со стола, предложила мне следовать за ней. Пройдя по коридору, она остановилась у одной из дверей, открыв ее, пожелала мне спокойной ночи и ушла в свои апартаменты. Я стоял у двери и смотрел ей в след до тех пор, пока слабый свет свечи и ее колеблющаяся тень не скрылись из виду. Затем, пошире распахнув дверь, я вошел в кабинет.

Это была просторная комната, отделанная деревянными панелями. У окна, выходящего на улицу, стоял письменный стол, на котором горела свеча. Рядом располагались два мягких кожаных кресла, стоящих у книжных полок, рассыпаных по стенам. Этот ансамбль завершался большим кожаным диваном, который был покрыт белоснежной, хрустящей простыней, так и манившей к себе своею девственной белизной. На небольшом журнальном столике стоял кувшин с водой и полотенце. Умывшись, я разделся и, положив трофейный револьвер под подушку, завел царский брегет на 6 утра и, бросившись на постель, сразу уснул. Проснулся я от мелодичного звонка, издаваемого часами. Было ровно шесть часов утра. За окном чуть начинал брезжить рассвет, поэтому определить, какая будет погода, было достаточно сложно. Не хотелось вылезать из теплой постели, однако времени было в обрез. Быстро вскочив и умывшись, я облачился в мундир и, разложив свои вещи по карманам, вышел в коридор и чуть не столкнулся с горничной, которая собиралась стучать в мою дверь.

– Ой, барин, напугали вы меня, − лукаво косясь, сказала она. − Я вас провожу. Барыня велели просить вас позавтракать.

И с этими словами она быстро помчалась вперед. В гостиной был сервирован стол на двоих, и от горевшего кандилябра свет искрился, преломляясь через хрусталь, и играл серебряными приборами, разложенными на столе. Графиня задумчиво сидела в кресле и, увидев меня, плавно поднялась, протягивая руку для приветствия.