Юрий Иванов-Милюхин - Атаманский клад

— На хвост не упадут?

— А кто позволит. Оставайся тут, я скоро.

Коца выскочил на площадь перед магазином, оглянулся на угол палатки, но Ромалэ, цыгана, на месте не оказалось, не было и Арфиши. Он побежал в середину рынка, к Жану Копенгагену, знаменитому собирателю раритетов. Они налетели друг на друга недалеко от главного прохода, нумизмат как раз продирался к выходу сквозь плотную толпу народа. Он еще издали поднял руки, замахал ими как крыльями:

— Уходим, уходим… Дергаем отсюда скорее.

— Что произошло? — приостановился Коца.

— На крытых машинах подъехали омоновцы и устроили облаву, ребят заталкивают вовнутрь и везут к Мимино в Пролетарский райотдел, сразу в отдельную секцию. А там раздевают до трусов и заглядывают чуть ли не в задний проход, — Копенгаген попытался сбить запальное дыхание. — Я только вернулся из столовой, смотрю, служивые наших тащат, я в мясной павильон, поторчал там, и за ними. Они проскочили мимо рыночного отделения милиции. Я сунулся за створки ворот, а там стоит “собачатник”, полный валютчиками.

Коца перемялся с ноги на ногу, вопли Копенгагена об омоновцах просвистели мимо ушей. Перед взором продолжали сиять ордена, вызванивая ямщицкими бубенцами.

— Тут один пастух георгиевский бант притащил, — начал он. — Посмотреть не желаешь?

— Какой бант? — осекся Копенгаген.

— Георгия, все четыре степени, как только из-под станка. Первой и второй степени золотые, третьей…

— Сто лет они мне не снились, если прихватят — пачкой баксов не отмажешься, — меняла раздраженно сплюнул в сторону. — Читал указ?

— Рассказывали. Но у пастуха полный кавалерский набор, я в первый раз узрел.

— Ты что, свихнулся? Тут надо задницу прикрывать, сексоты знают всех наперечет, а он про бант. Уходи, говорю, пока паровозы гудят.

Но Коца продолжал шмыгать носом, не вникая в суть дела:

— Я бы с удовольствием приобрел, да подчистую истратился, — он похлопал рукой по сумке. — Кавалерский бант, и состояние отменное…

Копенгаген несколько минут наблюдал за выражением на его лице. Потом поддал ногой кусок мерзлой грязи, ткнул кулаком в плечо:

— Ты хочешь, чтобы тебя повязали? Да хоть весь золотой колчаковский поезд за бесплатно подкатит — даром не надо! Кругом милиция, говорю тебе, и спецназ…

Покрутив головой, он воткнулся в толпу и залавировал между людьми. Коца сунул руки в карманы, поторчав на месте, потопал к воротам, открытым настеж. В голове у него вертелся калейдоскоп мыслей, у настоящего дауна царские сокровища, и нет возможности приобрести их по сходной цене. Каждый нумизмат посчитал бы за честь иметь в своей коллекции георгиевский бант, и у самого есть возможность за один этот расклад с пастухом покрыть расходы и влеты по дурному. Сами награды тоже не ушли бы за границу, украшать лувры с галереями Уффицы. Впрочем, какая разница, народ везде одинаковый.

У Коцы хмарь в башке развеялась только тогда, когда узрел воочию группу спецназовцев, волокущих за воротник менялу Виталика. Он снова, распушив по лисьему полы зимнего пальто, рванул в магазин, в котором оставил пастуха. Но зал был пуст. Выскочив на площадь перед рынком, он заметил мужика на другой стороне трамвайных путей. Догнав его, схватил за рукав брезентового плаща, поволок от центрального рынка, мысленно перекрестившись, что не упустил бронированный сейф без ключей.

— Куды ты меня волокешь? — заартачился было тот. — Убить замышляешь?..

— Омоновцы делают облаву, — огрызнулся Коца, задыхаясь. — Валим отсюда, пока не поздно.

— Какие омоновцы? — мужик уперся окончательно. — Я никому ничего, и я тута не один. Ты это, паря, не дюже зарывайся.

— Тебя же первого за твои безделушки повяжут, — вышел из себя валютчик. — Пойдем, на остановку, говорю, там решим, что и за сколько.

— А что решать, все мое, — забурчал по инерции мужик, трогаясь с места.

Коца, зайдя в проход между киоском и ограждением автостоянки, прислонился к стене, чтобы перевести дыхание. Мужик настороженно остановился поодаль.

— Заходи, ну тебя в баню, — махнул валютчик рукой. Добавил для нагнетания обстановки. — Ментов сзади не заметил?

— Это тебе они наступили на мозоль, — окрысился снова пастух, невольно озираясь по сторонам. — А я сам по себе.

Коца, высморкавшись как можно смачнее под ограду, начал с признания:

— Денег добыть я не успел, — он со значением посмотрел на клиента. — Давай думать как поступить дальше, чтобы голова не болела ни у тебя, ни у меня.

— А у меня она чего будет болеть? — задиристо засопел мужик.

— Ты же не поедешь со мной к одному корешку? Денег у него вагон.

— Не поеду… А к какому корешку?

— На Западном живет.

— Не-е, я города не знаю. За тобой поволокся, не помню с чего.

— За деньгами, — усмехнулся Коца. — А их пока нет.

— Тогда разбегаемся.

— Не повезешь же ты кресты обратно в деревню? — валютчик напустил на лицо строгости. — И другое, что прихватил с собой.

— Больше ничего не прихватывал… Кто тебе сказал?

Коца, стараясь не подавать виду, что заострил внимание на последней фразе, перевел стрелки на продолжение разговора:

— Если не поедешь ко мне или к другу, давай попробуем встретиться часика через два-три. Если не получится сегодня, завтра я буду с деньгами точно. Тебе когда уезжать?

— А тебе не все равно? На автобусе в шесть часов вечера, — простодушно признался мужик. — Пехом, километра два не доезжая до Раздорской.

— По степи?

— Волков давно перебили, и сало успели с них вытопить.

— Раздорская когда-то была казачья столица, Как раз на меже между степняками и русским государством.

— Кто ее, станица и все.

— Ладно, этот вопрос сейчас второстепенный. Так поедешь со мной, или здесь подождешь?

— На холоду?

— Тогда погнали, дорогу я оплачиваю.

Коца со значением тряхнул сумкой, в которой загремела разная мелочь — от серебряных цепочек до старинных монет. Он уже обдумывал, как сначала договорится со знакомым антикваром за приобретенное у мужика, которого на время спровадит сделки на кухню. А когда получит деньги, выкупит остальное, что в тряпке. Может, за пазухой у пастуха этих тряпок не одна, вон как топорщится за брезентовым плащом овчинный мех полушубка. Отпускать лоха, что содрать с бабы трусы и потом отправить ее на все четыре стороны.

— А ехать далеко? — спросил мужик.

Из-за угла палатки заглянул Скирдач, водила шестерок, и молча исчез из поля зрения. Пастух в этот момент торчал к нему спиной.

— Я же рассказывал, на Западный, — Коца чертыхнулся, не хватало, чтобы шестерки пронюхали про георгиевские кресты. Вмиг донесут по инстанциям до верха с золотопогонным контролером во главе, а там цены на раритеты расписаны от и до. Как и сроки за них. — Если не хочешь туда, найдем место поближе.