Дмитрий Агалаков - Охота на Вепря

Третий залп оказался роковым для майора. Жабников задохнулся от пули, прострелившей ему грудь, покачнулся в седле и вывалился – в снег. Как можно было оказаться такими легкомысленными? – думал я, сам бросившись в снег лицом, стараясь не поймать пулю и не попасть под копыта своего же коня. – Как можно было оказаться такими глупцами? В мгновение ока из охотников мы превратились в дичь. В течение одной минуты мы потеряли пятую часть нашего войска. Уже все полицейские бухнулись в снег, но темные шинели были заметны! Мишени! Лошади взбесились, стали метаться в глубоком снегу, нескольких человек затоптали на месте. Повезло тем, кто был в санях – они укрылись за ними и теперь отвечали огнем. Под Степаном Горбуновым, моим снайпером, лошадь была убита, он вовремя спрыгнул и теперь прятался за ее вздрагивающей тушей. Лошадь поднимала голову, окликала хозяина ржанием, но не до нее было ему сейчас. Я отполз к ближайшим саням, где один из наших спецов был застрелен и лежал с запрокинутой головой. Другие прятались.

– Вот черт, вот черт! – повторял еще один сыскарь. – Кто ж такое предположить мог?! Ведь как в аду оказались?!

На всем пространстве, которое занимало войско, подойдя к церкви, лежали трупы наших товарищей. Снег повсюду окрасился кровью. Стонали раненые. Жалобно ржали подбитые лошади. Кувыркались в снегу. Другие метались по тому же пятачку, и прятаться надо было от них. А Кабанин и его казаки более не шутили. Били наверняка. Мстили. Я поднял голову – хотел отыскать глазами майора Жабникова – и пуля срезала с меня шапку.

– Господи спаси! – прошептал я, прячась за санями.

И точно потехи ради они били по последним лошадям, которые носились по этому полю с диким ржанием, точно предчувствуя скорую смерть. Чем не мишень! Они перебили даже лошадей из троек. Пятачок заснеженного поля перед церковью превратился в гору трупов – людей и животных, в кладбище!

– Да что они делают, нехристи?! – жалобно завопил кто-то из жандармов. – Лошадок-то за что?!

Самым ловким стрелком оказался Степан Горбунов. Сыскари были в первую очередь ищейками, полицейские – цепными псами, и только один Горбунов – лучшим охотником изо всех, кого я когда-то знал.

– Есть! – после очередного выстрела что есть силы закричал он.

– Убил?! – воодушевленно потребовал я ответа.

– Ага! Полбашки ему снес, Петр Ильич! – радостно завопил он. – Кого, интересно, из этой тройки я на тот свет отправил? А может, самого Кабанина? Сейчас еще одного выгляжу! Они нас как зверюшку, и я их так же буду!

Меткий выстрел охотника Степана оживил и вдохновил нашу армию. «Третий этаж на колокольне! – кричал Степан. – Там двое!» Полицейские, которыми теперь командовал капитан Пастухов, поднимали головы, целились и били в те окна, какие называл Горбунов. Раненный в руку Петухов готов был поднять часть отряда и пойти штурмом на церковь, но я удержал его.

– В плечо, Петр Ильич! – еще минут через пять закричал Степан. – Еще кому-то досталось!

После этого засевшие в церкви перестали атаковать нас.

– Передышку взяли, – бросил кто-то.

– Ага, – отозвался Горбунов. – Знаю, зачем!

– Зачем?

– А затем, только мы сейчас встанем и пойдем туда, они вылезут – залп, и срежут еще троих! А потом еще! Вот зачем!

– Откуда он у вас такой умный? – морщась от боли, спросил у меня Петухов.

– Талант охотника! – усмехнулся я. – И следопыта! Куда вас ранили?

– В предплечье!

– Вылечим! – заверил я его.

И нам стрелять было не по кому. И мы выжидали. Я набрался смелости и выполз из-за саней.

– Куда вы, Петр Ильич? – крикнул Степан.

– Прикрой в случае чего, – отозвался.

Лицо облепило снегом, и за шиворот лез снег, и в сапоги. Но я дополз до майора Жабникова. Он лежал неподвижно. Я приложил замерзшую ладонь к губам и скоро почувствовал легкое тепло. Расстегнул ворот, разорвал рубаху. Рана была спасительно высоко!

– Семен Семенович! – позвал я его. – Господин майор! Очнитесь! Ну?!

Жабников застонал, и я вздохнул с величайшим облегчением. Пуля прошла над сердцем. Он был жив…

А церковь все молчала…

– Ну что они там? – спросил Петухов.

– Таятся, сукины дети, – вымолвил Степан. – Ждут… или?

Он точно угадал! С той стороны церкви разнеслось ржание!

– Слышите, Петр Ильич?

– Слышу, Степа! – отозвался я.

– Вот зачем они лошадок-то перебили наших!

Все было ясно – наши враги уходили сейчас с той стороны церкви, и надумай мы кинуться за ними следом, уже не успели бы. Да и знал Кабанин, что мы не бросим наших раненых товарищей в чистом поле – истекать кровью и замерзать. Что в первую очередь им поможем, а потом уже будет искать злых татей.

Но все именно так и случилось! Когда мы стали подниматься из снега, оглядываться и перекликаться, оказалось, что нас, живых и невредимых, осталось не более половины. Двадцать восемь человек было убито или ранено. И теперь их надо было спасать. А для этого надо было послать людей в ближайшую деревню за подводами или тащить раненых на себе.

– Мы сейчас вернемся, господин капитан, – сказал я Пастухову и, крикнув: – Степан, за мной! – побежал по глубокому снегу в сторону церкви.

Скоро мы были на колокольне. На втором ярусе лежал труп в полушубке. Степан перевернул его.

– Вакула, подлец, – сказал он и не сдержался – пнул его.

Я смотрел в мертвое лицо. Мне запомнился этот низкорослый казак с могучими плечами. Даже несмотря на то, что пуля попала ему в лоб и разнесла череп, и кровь обильно залила морду матерой кабанинской зверюги.

– Теперь у него только двое помощников, и кто-то из них ранен, – сказал я. – Если не сам Дармидонт Михайлович. Я ведь и далее следом за ним пойду. По кровавому следу – хоть на край земли. Ты готов, Степа? Прямо сейчас надо выдвигаться. Только накажу им Жабникова хранить как зеницу ока, и в путь. Так готов?

– Зачем спрашиваете, Петр Ильич? – усмехнулся Горбунов. – И сами все знаете: я о такой охоте всю свою жизнь мечтал!

Я хорошо запомнил ту ночь. Трое суток нас пытала пурга. Она заволокла небо, сбивала с ног. Это была та самая февральская метель, которую в аду замешивают черти, чтобы закрутить путников, сбить их с дороги и похоронить где-нибудь в чистом поле. Только что в санях, запряженных в тройку, мы вырвались за пределы Сызрани и теперь неслись вдоль Волги. И молились, чтобы не слететь в овраг, не сломать шею и не издохнуть подо льдом какого-нибудь озерца.

Мне, опытному сыщику, не доставило большого труда проследить путь Кабанина и двух его волков, один из которых, к счастью, был подранком. Три дня назад, у церкви на горе, ставшей последним оплотом Кабанина, нас отыскали охотники – местные помещики. Нашли через несколько часов после боя. Они решили показать своим гостям «недобрую церковь» и тут услышали пальбу. Что за военные действия в центре средневолжской губернии? Неужто полковые учения? А ведь так и подумали! У них были и лошади, и сани. Майора Жабникова первым с ветерком повезли к ближайшему врачу, а мы сопровождали его на помещичьих лошадях, конфискованных нами без разговоров, решая по дороге, куда мог уйти враг. Помещики, узнав, за кем идет охота, да кто охотники, сами рады были помочь. Зная всю округу как свои пять пальцев, они и подсказали нам наиболее возможные маршруты, по которым решили бежать преступники.