Юлия Нелидова - Секрет индийского медиума

— Да ну! — У Ульяны аж сердце упало.

Так ведь что же это такое выходит? Герши, все это время овечкой невинной да религиозно помешанным дурачком прикидывавшийся, все-таки заявил в полицию, ловко ее обманывал. А она купилась, как дитя на пряник! Теперь сам же в «Брайденбахер Хоф» встречу назначил, чтобы красиво изловить коварную преступницу прямо вместе с Иваном Несторовичем? А может даже, он с самого начала, с самого их первого путешествия в Петербург ее разоблачил, а все это время выжидал и к финальному удару готовился. Бедный Иван Несторович, он ему так доверял…

Да Иноземцев не совсем же дурак, давно уже, верно, бежал, едва прочел в газетах про фабенских кроликов. Тут Ульяна опять вздохнула, воздав молитву богам надежды. Ловко, конечно: один только ведь Герши и знал, что доктор с вирусом бешенства работал, только адвокат и мог так жестоко подставить его, воспользовавшись сим обстоятельством.

У стойки в вестибюле она улыбнулась знакомому портье и сразу в лоб спросила, не свободен ли 135-й номер.

— Вам именно этот номер надобен? — учтиво спросил тот, тщательно разглядывая бельгийского путешественника и, видимо, ища, где же он на этот раз спрятал свою крысу.

— Да, именно этот и никакой другой, — Ульяна положила на стойку пятифранковую монету, столь вожделенную во всем европейском пространстве.

— К сожалению, не свободен. Но могу лишь сказать, что… — и, склонившись низко, шепотом добавил: — Его занимает Эмиль Герши.

— О, какая удача! — ответила Ульяна, скрипнув зубами, а про себя подумала, что «кольт» 73-го года сейчас как раз кстати придется. — Он-то мне и нужен! Мы с месье Герши договорились встретиться здесь. Проводите меня.

И вынула второй пятифранковик.

Портье улыбнулся и поднял руку, подозвав швейцара. Девушка смело отправилась следом. Пусть даже встретит она там целый полк полицейских, пусть сегодня ее повяжут, но обманщик и предатель получит все свои пять пуль.

Через пару минут Ульяна вошла в номер, некогда принадлежащий Ивану Несторовичу, с удивлением увидев в нем самого Ивана Несторовича.

Тот преспокойно сидел в кресле, закинув ногу на ногу, а в руках держал вчерашний выпуск «Норддойче альгемайне цайтунг». Никаких полицейских в комнате не было. Зато в соседнем кресле с лицом потерянным и напряженным сидел адвокат, на самом краешке сидел, на коленях держа руки и вытянувшись по струнке, точно шпагу проглотил.

— Добрый день, Ульяна Владимировна, — проговорил доктор, когда швейцар закрыл за собой дверь. — Проходите, будьте любезны, мы ждем вас уже почти четверть часа, а месье Герши сгорает от любопытства узнать, зачем же.

— Вы, стало быть, еще не съехали? — первое, что вымолвила девушка, переведя недоуменно-настороженный взгляд на адвоката. Невольно ее рука опустилась в широкий карман куртки-норфолк, а указательный палец сжал спусковой крючок — она даже самой себе не смогла бы объяснить, отчего при виде Ивана Несторовича у нее сердце сжалось от страха подспудного, а не от радости. Уж больно вид он имел отрешенный, даже надменный. Будто из сна ее чудовищного явился безмолвный ангел мести. Адвокат же совсем не походил на ловкого проныру, посланного Сюрте, который через пару минут торжественно арестует своего самого смертельного врага. Все так же взволнованно дрожал, глаза перепуганные, щеки красными пятнами покрыты.

— Теперь почти все в сборе, — продолжил Иноземцев. — Не хватает только моего непутевого ученика, но он не почтит сегодня нас своим визитом. Ромэн просил извиниться и оставил вам, мадемуазель Бюлов, письмо, в котором и объяснил причины своего отсутствия. Вот оно.

С этими словами доктор поднялся, небрежным движением бросил газету на стоявший рядом геридон, вынул из внутреннего кармана светлой визитки конверт и протянул его девушке. Тут Ульяну неприятно осенило воспоминание, что герр Кёлер, давая описание явившегося к нему француза, упомянул светлый костюм. А по-французски Иван Несторович говорил всегда на удивление чисто. Кроме того, на лице Иноземцева не было очков, и он сделал два шага к разделяющему их столу прихрамывая. Тяжело оперся одной рукой о столешницу, вторую с конвертом протянул Ульяне, верно, ожидая, что та подойдет и сама примет письмо. Может, потому, что желал, чтобы она проявила повиновение, может, просто не видел без своих окуляров, или хромота его была ненаигранная.

Невольно Ульяна подчинилась, осторожно приблизилась, взяла конверт и развернула его.

— Не соблаговолите прочесть вслух? — попросил Иван Несторович. — Месье Герши тоже будет интересно послушать.

Ульяна склонила голову.

— «Мадемуазель Элен…» — начала она хриплым от волнения голосом и закашлялась. Самообладание, бравада, былое удальство стали куда-то улетучиваться, почва под ногами превращалась в зыбучие пески, предчувствие того, что она оказалась жертвой заговора, сковало сердце. Но только на короткое мгновение. Секунды не прошло, кровь закипела в прежнем азарте, по губам скользнула ехидная усмешка — врешь, но Элен Бюлов не возьмешь.

— «Мадемуазель Элен , — стала читать она уверенным, твердым, даже чуть насмешливым голосом. — Я повержен, я уничтожен, я — предатель. Но могу ли я при всем этом молить Вас о прощении, ведь обстоятельства заставили меня поступить так, как я бы не поступил никогда, если бы на кону не стояла ваша жизнь и безопасность? Месье Иноземцев позволил мне написать Вам всю правду. Это единственное, чем я могу отплатить за свою непростительную измену.

Он поймал меня за руку, еще мы не успели дойти до ворот города. А отправился он в Дюссельдорф пешим и, верно, заметил за собой слежку. У него был револьвер, кажется, «лебель». Он угрожал им. До сих пор перед моими глазами стоит его перекошенное яростью лицо. Он застрелил бы меня, ведь доктору теперь нечего терять. Мне пришлось рассказать о нашем замысле, о журналисте, о том, что вы ждете от меня телеграммы. На ближайшей телеграфной станции он велел отправить вам послание, будто заселился в отель «Брайденбахер Хоф», что было сущей ложью. После велел снять на грязном постоялом дворе комнату на мое имя, где запер меня, предварительно отобрав мой револьвер и все деньги до единого су, следом связал и заклеил рот медицинским пластырем…»

Ульяна подняла на Иноземцева насмешливый взгляд. Словам юноши верилось с трудом. Либо то была полная чушь, либо доктор просто-напросто раскрыл коварные его замыслы и обезвредил, а само письмо было неплохой актерской игрой Ромэна.

— «…Так, связанный по рукам и ногам, с заклеенным ртом я провел целый день и всю ночь. Где пропадал доктор, мне неведомо. Следующим утром мы отправились на вокзал. Мы шли рядом, рука об руку, ибо едва бы я сделал от него хоть шаг, то получил бы пулю в затылок. Я ничуть не приукрашиваю, мадемуазель Элен. Ваш супруг сказал мне об этом напрямую, добавив, что ничего не желает столь страстно, как попасть за решетку и дожить остаток дней в покое тюремной камеры. В кассе вокзала он предоставил паспорт на имя Эмиля Герши, совершенно неясно откуда добытый, и купил два билета до Парижа на «Трансъевропейский экспресс».