Эрнест Капандю - Таинственный незнакомец

— Вы никогда не замечали, что кто-нибудь смотрит на вас с ненавистью?

Сабина вздрогнула.

— Да, — сказала она, — такое случалось со мной дважды.

— Где и как?

— Первый раз в театре, я была там с отцом.

— Давно?

— Год назад, как раз на Масленицу…

— Как все происходило?

— Во время спектакля я заметила в партере напротив нас мужчину, сидящего спиной к сцене и пристально смотревшего на меня. Сначала я не придала этому значения, но он все время оставался неподвижен и глядел на меня в упор, не отводя взгляда. Его настойчивость раздражала меня.

— Припомните, как он выглядел.

— Высокого роста, крепкого сложения, с невзрачным лицом и одет как дворянин.

— Вы узнали бы его, если бы вновь увидели?

— Безусловно.

— А потом вы его встречали?

— Только однажды в саду Тюильри.

— Давно?

— За несколько дней до той ночи…

— Но почему вы мне ничего не рассказали об этом человеке, Сабина?

— А что я могла рассказать? Мы встретились в Тюильри, он опять посмотрел на меня очень пристально и ушел, не сказав ни слова.

— Он был один?

— Да.

— Вы никогда не получали никаких писем, о которых не сообщали вашему отцу?

— Несколько раз мне приходили письма, но я распечатывала только ваши и Ролана.

— А остальные кто распечатывал?

— Отец, он часто смеялся, читая их, а потом бросал в огонь.

Жильбер встал.

— Сабина, наш разговор вас утомил, я это вижу по выражению вашего лица. Вы должны отдохнуть. Завтра я приду к вам, а до тех пор, может быть, найду, какой-нибудь способ узнать правду.

Сабина протянула свою маленькую ручку, Жильбер пожал и нежно поцеловал ее.

— Не говорите ничего ни отцу, ни брату, ни Нисетте, — сказал Жильбер, — пусть этот разговор останется между нами.

— Обещаю вам, друг мой.

Жильбер наклонился еще раз, поцеловал руку молодой девушки и бросил на нее взгляд, исполненный бесконечной нежности, затем, сделав последний прощальный знак, он вышел из комнаты.

«Кукареку!» раздалось на улице.

— Шутки продолжаются, — сказал Ролан смеясь. — Мальчишки бегают по улице и кукарекают.

— Ролан, — сказал Жильбер, — я вынужден оставить тебя. Будь в мастерской в девять вечера.

Ролан с удивлением посмотрел на Жильбера.

— Куда ты? — спросил он.

«Кукареку!» раздалось вдали.

— Сегодня вечером в девять часов, — повторил Жильбер и ушел быстрыми шагами.

Он направился к Пале-Рояль. Навстречу ему попался молодой человек, похожий на служащего нотариальной конторы. Он был в черном сюртуке и белом галстуке и держал под мышкой бумаги. Увидев Жильбера, человек поспешно подошел к нему и поклонился.

— Ужинают сегодня? — спросил Жильбер.

— Да, любезный начальник, — ответил молодой человек.

— А гости?

— Они сидят за столом в таверне «Царь Соломон» в комнате номер семь.

— Ждут меня?

— Целый час.

Жильбер сделал знак рукой, и клерк пошел своей дорогой, а Жильбер свернул на улицу Брасери и скрылся в дверях последнего дома по правой стороне. Он вошел в скудно освещенный узкий и низкий коридор, кончавшийся передней, из которой вела грязная лестница с веревкой вместо перил. На втором этаже Жильбер остановился, открыл дверь и вошел в небольшую комнату, в которой не было никого. Посредине стоял стол, а на нем лежало письмо. Жильбер взял это письмо, распечатал, прочел и сказал удовлетворенно:

— Хорошо! Это шаг вперед!

На улице Ришелье возвышался особняк «Сен-Гильом», в нем обычно останавливались богатые иностранцы. Возле этого прекрасного здания на углу улицы Брасери ютилась жалкая лачуга, в которую вошел Жильбер.

В ту минуту, когда он поднимался по грязной лестнице, прекрасная пустая карета с гербом и короной виконта на дверцах остановилась перед особняком «Сен-Гильом». Извозчик остался на козлах, лакей спрыгнул на землю и вошел в особняк.

Извозчик и лакей поверх ливрей были одеты в широкие плащи с большими рукавами, спасавшие их от холода.

— Скажите моему господину виконту де Сен-Ле д’Эссерану, — сказал лакей швейцару гостиницы, — что карета подана!

— Иду, иду! — проворчал швейцар, медленно поднимаясь по лестнице.

Лакей вернулся к карете. Прошло довольно много времени, потом послышались громкие голоса и смех. Дверь передней с шумом открылась, и молодой человек, одетый чрезвычайно модно, смеясь, спустился с лестницы. На вид ему было лет двадцать пять. Он щеголял в сером сюртуке с розовой отделкой, бархатных панталонах, в розовом атласном, расшитом серебром жилете и треугольной шляпе с золотой тесьмой. Пуговицы на сюртуке и жилете, пряжки на подвязках и на башмаках, цепочка часов были серебряными с бриллиантами и рубинами. На безымянном пальце левой руки молодого человека сверкал великолепный перстень: рубин в россыпи бриллиантов, в правой руке он держал табакерку, также украшенную бриллиантами и рубинами.

— Право, любезный граф, — говорил он, не оборачиваясь, — вы самый удивительный, самый блестящий, самый фантастический человек, какого я когда-либо встречал. Если вы захотите, то через неделю сделаетесь предметом восторга и обожания всего двора…

Сказав эти слова, он обернулся. В двух шагах от него к парадной двери особняка шел другой мужчина. Это был человек среднего возраста, бесподобно сложенный, с благородной осанкой. Лицо у него было остроумное, выразительное, подвижное и очень смуглое, как у араба, брови черные и очень густые, глаза блестящие, взгляд проницательный. Его единственным украшением были пуговицы и пряжки из бриллиантов необыкновенной величины.

Лакей, ждавший своего господина, бросился к карете и открыл дверцу.

— Садитесь же, милый граф, — сказал молодой щеголь, пропуская спутника.

Оба сели в карету. Слуга с непокрытой головой почтительно ожидал приказаний.

— В таверну «Царь Соломон»! — крикнул щеголь.

Дверца закрылась, и карета покатила вслед за парой великолепных нормандских лошадей. Некоторое время молчание царило внутри кареты. Вдруг тот, кто сел первым и занял правое, почетное место, обернулся:

— Хохлатый Петух! — сказал он шепотом, но тоном необычайно твердым. — Сегодня вечером мы выйдем на новый путь!

— Начальник! — ответил молодой человек. — Вы удостоили меня вашим доверием — я оправдаю его.

— Ты знаешь половину моих тайн.

— А моя преданность принадлежит вам без остатка.

— Я верю.

То, что сегодня называется ресторанами, в старину звали тавернами, и самой знаменитой была таверна «Царь Соломон». Тридцать лет за ее столами веселились принцы крови, вельможи и банкиры. Она занимала большой дом на углу улиц Шостри и Тиршан.

Была половина седьмого, яркий свет освещал таверну изнутри. Внизу располагались лавка, кухня, а вокруг дома — сад с аккуратно подстриженными деревьями. На первом этаже находились обширные залы для больших обедов, на втором — отдельные номера.