Александр Беляев - Покушение

Хенгельхаупт одобрил такое усердие.

Он внимательно оглядел и все прочие подделки Крюгера и Палбицына: аттестаты, книжки, справки, выписки, заключения медкомиссий и многое другое. Придраться было не к чему. Фальшивопечатание поставляло продукцию только высокого качества.

Следующие два дня ушли на проверку умения Политова владеть оружием. Политов стрелял из пистолета, бросал гранаты. Но главное, в чем больше всего хотел убедиться Хенгельхаупт, показал, как он освоил «панцеркнакке».

— Вы, дорогой мой, можете с этой штукой выступать в цирке. Аплодисменты вам обеспечены, — остался доволен проверкой Хенгельхаупт.

— Стараюсь оправдать ваше доверие, герр оберштурмбаннфюрер, — ответил Политов.

— И правильно делаете. Вы знаете: мы, немцы, поощряем усердие. И могу сказать вам по секрету. — Хенгельхаупт поднял вверх указательный палец и взметнул брови: — Еще до вашей отправки в Москву я буду просить бригаденфюрера ходатайствовать перед обергруппенфюрером Кальтенбруннером о присвоении вам офицерского звания. Да-да!

— И впредь не пожалею себя, но докажу свою преданность моему новому отечеству и фюреру! — поклялся Политов.

Хенгельхаупт более часа беседовал с Политовым не только в доброжелательном, но и в многообещающем тоне. При этом он все время ссылался на своих высоких начальников. Политову в конце концов ничего больше не оставалось, как понять и поверить, что о его персоне говорят на самом верху РСХА. Оберштурмбаннфюреру же было важно выяснить настроение Политова и его моральную готовность к выполнению предстоящего задания.

О Шиловой начальник восточного отдела почему-то не спрашивал. В ней он почему-то был уверен. Уверен в том, что она не спасует, а если понадобится, то, как и было условлено, сама спокойненько прикончит своего дорогого супруга. Так что с ней он даже не разговаривал и никаких заверений от нее не слышал. А от Политова он выслушал кучу всяких слов и, в общем, остался доволен им, но тем не менее в нем такой надежности, как в его супруге, не ощутил. Впрочем, Хенгельхаупт до конца не доверял никогда и никому, в том числе и своему непосредственному начальнику. И даже начальнику начальника. И выше того — начальнику начальника начальника. И хотя Хенгельхаупт даже в рассуждениях на всякий случай никогда не называл их по имени, не потребовалось и года, чтобы он убедился в том, что был абсолютно прав.

Вечером, за очередным ужином на вилле в Дзинтари, он сказал Крауссу, что остался доволен натренированностью и настроением Политова. Что он видит в этом немалую заслугу Краусса и непременно доложит об этом в Берлине. И не кому-нибудь, а самому обергруппенфюреру Кальтенбруннеру. Поскольку именно ему Хенгельхаупт по возвращении в Берлин будет докладывать о готовности операции.

Краусс встал.

— Вы знаете, оберштурмбаннфюрер, о моей преданности фюреру и вам лично. И вы знаете, что я не жду ни наград, ни повышений. Но позвольте мне, как старому вашему сослуживцу, не касаться сегодня высоких материй, — попросил он разрешения.

Хенгельхаупт всплеснул руками.

— Что за азиатчина? Мы же европейцы. Свобода выражений мысли всегда была нашим кредо, — размахнулся Хенгельхаупт.

— Позвольте, оберштурмбаннфюрер, поднять этот бокал лично за вас! — торжественно произнес Краусс.

— О, мой бог, — смиренно улыбнулся Хенгельхаупт. — Позволяю. И только потому, что бесконечно верю в вашу искренность. Хайль Гитлер!

— Хайль! — ответил Краусс и осушил бокал до дна.

Хенгельхаупт тоже выпил.

— А вы не забыли отправить связного в Москву? — спросил он.

— Он уже летит туда, оберштурмбаннфюрер, — взглянул на часы Краусс. — И через два часа будет выброшен в районе Солнечногорска. Оттуда до Москвы всего шестьдесят пять километров. Сутки там…

— А назад?

— А назад у него есть несколько ходов. Но…

— Мне нужны фотографии.

— Я послал своего лучшего разведчика, оберштурмбаннфюрер. Он возвращался из России шесть раз. Будем молить бога, чтобы вернулся и седьмой.

— Когда?

— Когда фронт стоял под Пустошкой, Новоржевом и Псковом, ему для этого требовалось десять дней. Теперь же, когда русским пришлось отдать Мадону, я думаю, это может занять полмесяца, — подсчитал Краусс.

— Черт побери! — бросил на стол салфетку Хенгельхаупт. — Но в Берлине подумают бог знает что, если от меня не будет так долго никаких вестей.

— Но ведь и самолета еще нет, — заметил Краусс.

— В какой-то мере это нас еще спасает, — согласился Хенгельхаупт. — Но если он прилетит сюда завтра?

Краусс беспомощно развел руками.

— По нашей ли вине, оберштурмбаннфюрер, уже давным-давно многое делается совсем не так, как того хотелось бы…

Хенгельхаупт долго молча курил, глядя куда-то в окно. Потом спросил то ли Краусса, то ли самого себя:

— Значит, ждать?

— Ждать, оберштурмбаннфюрер. Но шифровку можно послать уже сейчас, — посоветовал Краусс.

— Какую?

— Все проверено. Подготовка практически закончена. Ждем средства доставки и окончательный приказ о начале операции, — мягко предложил вариант Краусс.

— А ведь это на самом деле так! — улыбнулся Хенгельхаупт. — Да и черт с ними, с этими дополнительными фотографиями. Кто о них в конце концов знает, кроме нас с вами?

— Никто, оберштурмбаннфюрер, — подтвердил Краусс.

— Ну а никто, так и будем считать, что дело действительно не за нами, — с облегчением вздохнул Хенгельхаупт и налил себе еще вина.

На следующий день в Берлин послали не одну, а две шифровки. Одну Шелленбергу с уведомлением о полной готовности, за исключением «Арадо-332». Вторую — в контору «Мессершмитта», с настойчивой просьбой как можно быстрее доставить заказ по месту назначения.

Двадцатого августа 1944 года Красная армия освободила Гостыни.

Двадцать второго советские войска перерезали железную и шоссейную дороги Валга — Тарту. Двадцать пятого немцев выбили из Тарту. Двадцать шестого Красная армия освободила Вереви, Палуперу и еще 70 населенных пунктов. Двадцать восьмого — железнодорожную станцию и город Гулбенэ и еще 40 населенных пунктов. Бои уже шли на самой границе с Восточной Пруссией. В помещении «Русланд-Норда» появились металлические и деревянные ящики, в которые начали упаковывать многочисленные дела шпионского ведомства. Двадцать девятого августа советские войска, продвигаясь юго-восточнее Валги, освободили Тахеву, Лывакас, Блюме и еще более 60 больших и малых населенных пунктов. Хенгельхаупт каждый день звонил в Берлин и на производство. Но только в ночь с двадцать девятого на тридцатое августа долгожданный «Арадо-332» приземлился на военный аэродром под Ригой. Утром тридцатого Хенгельхаупт, едва глянув на это чудо авиационно-шпионской техники, с первым же попутным самолетом умчался в Берлин. Сопровождавший его на аэродром Краусс заметил, что посланный в Москву агент через день-два должен вернуться и что оберштурмбаннфюреру, пожалуй, стоит немного задержаться. Но Хенгельхаупт в ответ только безнадежно махнул рукой.