Софья Орех - Долгий путь скомороха. Книга 3

Покончив с делами в Александровой слободе, он отправился обратно в Москву. Выехав за её пределы и пройдя в обратном порядке все охранные посты, Ратмир вновь переоделся в укромном месте и поскакал по наезженной, но вязкой от бесконечных дождей коллее. Из-под копыт его лошади в разные стороны разлетались влажные комки земли. Уже на подъезде к городу чей-то громкий свист заставил его оглянуться. Из кустов выскочил знакомый продрогший мальчишка в рваном зипуне и затасканной отцовской шапочке и призывно замахал ему руками.

– Николка? Давно ты тут меня ждёшь? – подскакал к нему скоморох.

– Да уж пришлось чуток обождать, – шмыгая красным носом и стуча зубами, попытался улыбнуться светловолосый, большеглазый мальчишка и протянул Ратмиру свёрнутый в трубочку небольшой листок бумаги.

Ратмир взял его, развернул и быстро пробежал глазами.

– Понятно, – кивнул он и, пряча записку за обшлаг рукава кафтана, внимательно посмотрел на мальчишку: – Ты же далековато отсюда вроде живёшь … На своих двоих сюда добрался?

– А чего не сделаешь за денюжку, – усмехнувшись, пожал плечами тот и вопросительно посмотрел на Ратмира: – Ну, я побежал домой?

– Погоди, – спохватился Ратмир и полез в карман кафтана. Достав монетку, протянул её мальчишке. У того глаза было загорелись, но он тут же опустил их и с достоинством ответил: – Благодарю покорно, барин. Но мне уже за эту услугу уплочено.

– Гордый и честный. Похвально, похвально, – одобрительно кивнул Ратмир и, глянув на его разодранные лапти, надетые поверх обмотанного на ноги тряпья, добавил: – Лезь, Николка, ко мне на лошадь за спину, да держись крепче.

– Да я, барин, и так добегу… – нерешительно произнёс мальчишка.

– Добежать-то ты, конечно, добежишь, – усмехнулся Ратмир. – Да только боюсь, что лапти свои по дороге растеряешь.

Обрадованный Николка шустро взгромоздился на лошадь за спиной скомороха и татарская, выносливая лошадь Ратмира вновь поскакала в Москву. По дороге, Ратмир остановился у лавки старьёвщика и приказал тому быстро подобрать для мальчишки ношенные, но крепкие сапоги. Когда невозмутимый старьевщик протянул обомлевшему от такого подарка мальчишке настоящие, кожаные, чуть поношенные сапоги, Ратмир протянул ему деньги и тронул поводья. Доскакав до нужного места, Ратмир остановил лошадь и скомандовал мальчишке: – Прыгай, Николка, да ноги побереги. Они тебе ещё пригодятся.

Тот, придерживая руками драгоценный подарок, неуклюже сполз с лошади и поклонился Ратмиру в пояс: – Спаси Бог тебя, барин, за твою щедрость… Только не могу я принять от тебя этот подарок. Не пойдёт он мне впрок…

– Что значит – не пойдёт впрок? – удивился Ратмир.

– Пропьёт батя… прямо сегодня вечером и пропьёт, – на глазах мальчишки появились слёзы, и он протянул сапоги обратно Ратмиру. Тот глубоко вздохнул и, прищурившись, посмотрел на взъерошенного, грустного мальчишку: – Ну и где сейчас твой отец?

– Дома, отсыпается… сегодня ночью еле до дома дошёл… все углы посшибал, да с бабкой подрался… денег у неё искал, пьянь подзаборная! – с ненавистью произнёс мальчишка и неожиданно грязно выругался.

Ратмир поморщился, вновь внимательно посмотрел на стоявшего перед ним расстроенного мальчишку.

– Вырасту – убью его! – в глазах мальчишки он увидел решимость и ненависть.

– Всё так плохо с ним, Николка?

– Чего же хорошего, когда этот пропойца уже всё пропил! Нет от него житья ни мне, ни брату моему младшему. Мать в гроб загнал, а нас с братом и бабкой заставляет на паперти побираться, чтобы ему на брагу хватило. Я бы всех пьяниц четвертовал – столько от них горя живущим рядом с ними! – возбуждённо воскликнул мальчишка и вновь протянул скомороху сапоги: – Возьми, барин. Не хочу, чтобы он пропил их. Я пока мал с ним драться. Но как подрасту, так сразу и уйду из дома и брата заберу с собой.

Ратмир пристально посмотрел на Николку, и негромко спросил: – А брату твоему сколько годков уже?

– Пятый пошёл, барин. А мне скоро десять будет.

– Так у тебя больше нет родных в этом городе?

– Есть тётка, отцова сестра. Живёт у Красных ворот, да только мы ей тоже не нужны, – огорчённо посмотрел на него Николка.

– И тебе всё-равно куда идти?

– Из-за брата пока терплю. Какая-никакая, а всё же крыша над головой пока есть. Подрастёт, и пойдём, куда глаза глядят. Ничего, мы сдюжим, – нерешительно заявил мальчишка.

Ратмир достал из кармана кафтана несколько монеток и протянул их мальчишке: – Возьми пока вместо этих сапог. Бери-бери, да отцу их не показывай. Купи себе и брату и бабке какой-нибудь еды.

– Ладно, так и быть, возьму барин, благодарствую, – заискивающе улыбнулся мальчишка. – Смотри, барин, если тебе в чём услужить нужно, то я сразу прибегу, только кликни. Я во-о-н в том доме живу… в подвале, в самом низу… Спроси Николку Фёдорова…

– Хорошо, Николка, – кивнул Ратмир и аккуратно свернув сапоги, сунул их в котомку. – Думаю, что ты ещё пофасонишь в этих сапогах, – и развернув лошадь, ускакал прочь.

Мальчишка с грустью посмотрел ему вслед, затем быстро спрятал монетки за щёку и направился к своему дому.

День клонился к закату. Проголодавшийся Ратмир подъехал к знакомой корчме на Покровской. Худой корчмарь Осип приветливо кивнул ему и сам подошёл к столу:

– Всё как вчера, Ратмир?

– Поесть бы мне, Осип, – ответил ему скоморох.

– А водочки?

– Не… не нужно.

– Вот и отлично! – неожиданно весело воскликнул кабатчик и спросил: – Жареного кабанчика с пареной репой, грибочков в сметане да оладушек гречишных с клюквенным соусом. И капустки квашенной с мочёнными яблочками как ты любишь. Годится?

– Неси всё, Осип. Проголодался – страсть. Кажется, и быка бы сейчас съел, – улыбнулся Ратмир. Он проводил взглядом поспешившего на кухню кабатчика и посмотрел в окно. Ветер гнал по небу серые облака, мимо торопились по своим делам городские жители…

Неожиданно из дальнего угла большого пропахшего запахами еды и мокрой овчины зала послышались звуки гуслей и знакомый старческий голос, чуть дребезжа, жалобно затянул:

Коротаю день за днём

Без тебя моя милая ( ударение на «а»)

Боль сердешну не унять

Как тебя забыть – не знаю.

Развела судьбина нас

Мочи нет – страдаю

Глазки синие твои

Плачу, вспоминаю…

Ратмир замер. Песня гусляра невыносимой болью отозвалась в его душе. Как наяву перед ним возник образ смеющейся Ольги. Скоморох стиснул зубы и глухо застонав, опустил голову на руку, лежавшую на потемневшем от времени деревянном столе. Каждое слово в этой незатейливой песенке было солью, которую ничего не подозревавший певец сыпал на ещё свежую рану в сердце Ратмира.

– Вот и капустка пока с мочеными яблочками, – Осип со стуком поставил на стол глиняные чашки с соленьем и тут же озабоченно спросил: – Что с тобой, Ратмир? Голова болит? Это с кухни, верно, чадит. Сейчас скажу, чтобы окна там пошире открыли.