Оливер Пёцш - Дочь палача и Совет двенадцати

Барбара заплакала навзрыд. Наконец-то она высказалась. До сих пор она даже Магдалене не говорила о том чувстве, которое охватило ее за последние дни, о своей ненависти к этому ребенку. Хотя возможно, что сестра и сама обо всем догадывалась. Никто не мог ей помочь.

Даже Валентин.

Некоторое время был слышен только свист ветра, обдувающего башню. Потом Валентин внезапно прервал молчание:

– Долго уже?

Барбара вытерла слезы и посмотрела на него в недоумении.

– В каком смысле?

– Давно ты забеременела?

Она пожала плечами.

– Месяца три. В любом случае слишком долго, чтобы что-то предпринимать. Слишком велика вероятность, что я сама при этом умру. Слишком поздно.

Валентин задумался.

– Может, и есть одно средство, – проговорил он. – Но ты действительно должна захотеть этого. Ты хочешь?

В душе у Барбары затеплилась слабая надежда.

– Поверь мне, если есть возможность все исправить, я не упущу ее. Я готова, – она решительно кивнула. – Что ты предлагаешь?

Через лес к западу от Мюнхена под покровом ночи ехали трое всадников. Закутанные в теплые плащи, они горбились в седлах. Двое из них были высокие и широкоплечие, третий – худой и щуплый. Этот третий без конца ворчал, и в седле ему было явно неуютно. Но от внимательного взора не укрылось бы, что седла под ним и не было и ехал он не на лошади.

– Не понимаю, почему именно я должен ехать на осле! – ругался Симон. – Скотина кусается и лягается. Палач управился бы с ним намного лучше.

– Если свалишься с осла, то хоть хребет не сломаешь, – проговорил Куизль, не в силах сдержать улыбки. – С моей жирной клячи ты летел бы, как с башни.

Якоб ехал верхом на крупной лошади, которую обычно запрягали в повозку с пивными бочками. Покладистую, хоть и медлительную лошадь им одолжил один извозчик, знакомый Дайблера. Георг сидел на тощей кобыле, принадлежавшей ангерскому живодеру; казалось, она состояла только из шкуры и костей и в любую секунду могла рассыпаться под весом молодого человека. Но в спешке других лошадей они не нашли. А чтобы добираться до Нимфенбурга пешком, было слишком поздно. Стояла уже глубокая ночь.

– Тоже мне, три всадника Апокалипсиса! – хмыкнул Георг. – Будь с нами Дайблер, тогда вся компания была бы в сборе!

– Дайблер остался дома, на случай, если что-то станет известно насчет Магдалены, – проворчал Куизль. – К тому же эти убийства здорово его расшатали. Михаэль уже не тот, что прежде. В том безумии, которое нас ждет, он стал бы помехой.

Якоб до сих пор не знал, как относиться к безрассудному замыслу Симона. Лекарь вспомнил, как ребята играли в доме со старыми костюмами и масками. Вальбурга порылась на чердаке и действительно нашла несколько нарядов. Чтобы зашить их, времени почти не осталось, но в других ящиках нашлись карнавальные маски, чьи владельцы давно упокоились на кладбище.

Куизль так толком и не взглянул на костюмы. Это было просто смешно! Но другого плана у них не было. Если Магдалена действительно на этом балу в Нимфенбурге, то им, так или иначе, придется туда попасть. У них не было приглашения – во всяком случае, у него с Георгом, – и Якоб сомневался, что палачей когда-нибудь станут приглашать на придворные торжества, даже в далеком будущем.

Они ехали по узкой тропе, чуть в стороне от аллеи, недавно проложенной к замку. Леса по обе стороны, скорее всего, собирались вырубить, чтобы из Нимфенбурга открывался вид на Мюнхен. Симон выяснил, что замок еще толком не достроен, но там время от времени уже устраивали торжества.

При мысли, что Магдалена, почти без памяти, сейчас в распоряжении какого-нибудь придворного развратника, ее отцу становилось дурно. Но это означало бы, что она жива и даже невредима. Иначе с какой стати Йозеффе и ван Уффеле отвозить ее в Нимфенбург? Но что, если Вальбурга неверно истолковала слова Евы и Магдалена вовсе не в замке, а где-то в другом месте? А если она и вправду на балу, то как они ее найдут среди гостей в масках?

Между тем они выехали из леса и оказались на заснеженном поле, а за ним громоздилось высокое здание, освещенное огнями. Слева в темноте вырисовывались другие строения, справа стояла небольшая церковь, и посередине, как блуждающие огоньки, кружились крошечные точки. Даже отсюда слышно было, как в замке играет музыка.

– Нимфенбург, – проговорил Симон. – Думаю, мы на месте.

– Вот честно, не пойму я этих придворных, – Георг поежился от холода. – Ради чего им торчать на морозе да еще наряжаться как дураки, когда можно спокойное погреться дома у теплой печи?

– Наверное, торжество проходит внутри, – ответил Симон. – К тому же придворные рады любому развлечению. Когда работать не приходится, жизнь кажется чертовски скучной.

– Довольно языками чесать. Идем внутрь, искать Магдалену.

Куизль ударил пятками лошадь. Она заржала и потрусила к замку. Симон с Георгом последовали за ним.

Аллея оканчивалась перед каменной оградой, у которой караулили несколько стражников. Музыка стала громче. Якоб различил скрипки и тромбоны, сквозь музыку раздавался смех многочисленных гостей. Чуть в стороне стояли кареты, запряженные белыми и вороными лошадьми. Кроме того, в свете факелов можно было увидеть пару саней, укрытых шкурами. С них слезли несколько гостей в масках, и стражники провели их к замку.

– Что теперь? – спросил Георг. – Что ты предлагаешь? Представимся стражникам баронами тридевятых земель?

– Нам ни в коем случае нельзя ни с кем заговаривать, – сказал Симон, не обратив внимания на иронию в голосе Георга. – Так мы только запутаемся. К тому же у нас нет приглашения. Для этого мне нужно было прийти с Петером, а этот сорванец так и не появился, – он показал направо, где вплотную к лесу стояла маленькая церковь. – Стен внутри пока нет, можно этим воспользоваться. Просто сделаем крюк и попадем внутрь с другой стороны.

– А если и там караулят стражники? – упорствовал Георг.

– Значит, сегодня не их день, – проворчал Куизль. – Ну, идемте, пока у меня лошадь не примерзла.

Они двинулись в обход замка с церковью и скоро снова оказались в густом лесу. Там привязали к деревьям лошадей и осла, после чего Симон развязал мешок с костюмами, притороченный к седлу Куизля, вынул черную мантию и черный палаческий капюшон и протянул все это Якобу.

Куизль не поверил своим глазам.

– Я что, наряжусь в палача ? – спросил он в изумлении и уставился на костюм. – Ты это серьезно?

– Я послушал, что говорят люди, – сказал Симон. – Придворные любят наряжаться простолюдинами. Пастухами, трактирщиками, виночерпиями…

– И палачами?