Оливер Пёцш - Дочь палача и Совет двенадцати

– Это потому, что я не мучаю их, в отличие от тебя, – Петер взглянул на брата. – Но это не значит, что…

– Кончай с этим ребячеством! – донесся вдруг гнусавый голос из темноты. – Вы ничем не лучше этих вшивых дворняг! А уж на нервы действуете ничуть не меньше. Поэтому тоже посидите взаперти, пока ваши родители не заплатят сполна.

Петер вздрогнул и обернулся. Из темноты к ним шагнули четыре силуэта. Двое из них держали в руках пистоли и целились в ребят. Между ними стояли пожилая женщина и худощавый мужчина в шелковом жилете с заплатками. Мужчина злорадно ухмыльнулся.

Петер тихо простонал. Случилось то, чего они так опасались: ван Уффеле и его подельники услышали лай.

– Кыш-кыш, в камеру, мелкие вонючие крысы, – проговорил ван Уффеле и показал на открытую дверь. – Теперь вы станете моими дворнягами, – он показал на двух хмурых типов с пистолями. – И без глупостей! Иначе мои венецианцы вмиг продырявят вам черепушки. Понятно?

Петер понуро опустил голову и шагнул было в камеру, но заметил вдруг, как Шорш и Луки обменялись взглядами. Как военачальники перед сражением. Лишь на краткий миг в их глазах промелькнул испуг.

– Никто не посмеет запирать Подонков Ау, – прошептал Луки.

– И Агнерских Волков, – так же тихо отозвался Шорш. – Пусть даже придется пролить кровь. На раз, два… ТРИ!

Мальчишки кучей бросились на противника. В тесном коридоре их крики смешались с лаем собак, воплями Йозеффы и руганью ван Уффеле.

А потом раздался бесконечно громкий выстрел.

Магдалена была в преисподней.

Вокруг завывали демоны. Они с дьявольским воем тыкали в нее вилами. Острия иглами вонзались в голову, вызывая адскую боль. Вой стал еще громче, теперь к нему примешивались лай и скулеж. Послышались крики. Магдалена вздрогнула.

Лай и скулеж? С каких это пор демоны лаяли?

Где я?

Женщина с трудом открыла глаза, и в первый миг ее окутала тьма. Потом в темноте стали вырисовываться очертания, предметы. Медленно пробуждались воспоминания. Она спустилась в подвал в поисках Евы, но ван Уффеле и Йозеффа ее поймали. Потом ей в рот стали вливать настойку, выпить пришлось очень много. Скорее всего, в настойку добавили что-то еще. Последнее, что она помнила, это лязг засова.

Магдалена тяжело приподнялась. Голова раскалывалась, словно она пила всю ночь напролет. Сколько же она проспала? Дочь палача с трудом поползла в темноте, натыкаясь на старые станки и всевозможный хлам, и наконец ухватилась, по всей вероятности, за дверную ручку. Дернула ее, но дверь, как и следовало ожидать, была заперта. Наверное, они хотели разобраться с ней позднее, а пока заперли. Что ж, по крайней мере, они ее не убили…

Уже хорошо.

Вновь послышались отдаленные крики, потом залаяла собака. Должно быть, этот пронзительный лай и вернул ее в действительность. С другой стороны залаяли еще несколько собак, крики стали громче, потом раздался выстрел. Господи, что же там творилось?

Магдалена мгновение поколебалась, а потом забарабанила по двери.

– На помощь! – закричала она что есть мочи. – Я тут, заперта! Слышит меня кто-нибудь? Помогите!

Своими криками она вполне могла навлечь на себя беду. Но в этот момент ей было все равно. Магдалена подумала о мертвых девушках, о пропавшей Еве. Может, та тоже провела в этой камере последние часы своей жизни?

– На помощь! – снова закричала Магдалена и стала бить ногой в дверь. – Я здесь!

Но никто ее не слышал.

У нее вдруг закружилась голова. Она опустилась на корточки. Головная боль накатывала волнами и становилась все сильнее. За дверью вновь раздался выстрел.

А потом произошло нечто такое, отчего кровь застыла в жилах.

Раздался крик, высокий и пронзительный. Магдалена оцепенела. Этот крик она узнала бы из тысячи, донесись он хоть из-за моря.

Это крикнул кто-то из ее ребят.

Ошибки быть не могло. Она точно слышал Петера! Или Пауля… Это был крик, исполненный боли и злости. Магдалена понятия не имела, как ее сыновья оказались в подвале. Может, они пришли, чтобы спасти ее? Но где же тогда отец и Симон с Георгом? Вновь раздался крик, и в этот раз Магдалена снова была уверена, что кричал кто-то из ее сыновей.

Этот крик был полон ужаса.

– Петер! Пауль! Я здесь!

Позабыв о боли и головокружении, Магдалена в отчаянии билась в тяжелую дверь.

Но, сколько б она ни кричала и ни плакала, дверь не шелохнулась.

Кто-то из ее детей был в смертельной опасности, и она не могла ему помочь.

Казалось, зима в одночасье сменилась летом – правда, глубоко под землей.

Куизль с раскрытым ртом смотрел на сотни пестрых цветов, растущих по стенам грота сквозь трещины, из гипсовых камней и на полу. Даже с потолка свисали несколько цветков, словно побеги прорастали не к свету, а пробивались вниз, сквозь толщу горы. В свете трех фонарей, подвешанных на крюках, они переливались красным, синим, зеленым, желтым и фиолетовым, в точности как цветы на солнечной поляне. С первого взгляда сложно было заметить, что они сделаны из жести. Тем не менее эти цветы придавали гроту какой-то сказочный облик, и казалось, в любую минуту в воздух вспорхнут маленькие эльфы.

Картина могла быть великолепной – если б не запах.

Едкий и тошнотворный, он имел вполне земное происхождение. Источником его были предметы, расставленные вокруг колодца посреди грота. Куизль заметил несколько котлов и чугунных тиглей, пару горшков побольше и деревянную кадку, по краям которой налипло что-то ядовито-бледное. Рядом были прислонены кочерга и несколько черпаков. В шкатулке на грубо сколоченном дощатом столе лежали вытянутые металлические формы.

Все это походило на подземную кузню греческого бога Гефеста – и воняло соответствующе.

Среди котлов хлопотали Пфунднер с лысым легионером, занятые тем, что закидывали в сундук чугунные тигли. Рядом стояли еще несколько ящиков, вероятно предназначенные для других вещей. Мужчины явно спешили. Маска Пфунднера валялась в углу, как и римский шлем его подельника. Хозяин шлема изрядно потел в своих жестяных доспехах, на лысине блестели капельки пота.

– Повезет же нам, если курфюрстина заглянет сюда завтра, – просипел он, запихивая горшки в сундук. – Или еще какой-нибудь придворный шут… До завтра мы точно все это не вывезем.

– Достаточно забрать штемпели и чугунки, мастер Фрисхаммер, – ответил казначей. – Все прочее можно оставить. Нас они уже не заподозрят.

– Ха, а про кадку с остатками кислоты вы забыли? – вскинулся лысый, названный Фрисхаммером. – А формы для литья? Любой, у кого есть хоть капля разума, поймет, для чего они! Не пройдет и дня, как стражники меня заприметят. А кому бы еще вынести клеймо с печатного двора? Но вот что я вам скажу: один я на эшафот не отправлюсь!