Оливер Пёцш - Дочь палача и Совет двенадцати

– Вам прекрасно известно, что я занимаюсь этим не по собственной воле, – сдержанно заметил Симон. – Может, вы мне еще спасибо скажете, если вашего внука примут в мюнхенскую школу.

– Ну, голова у него точно работает, – вставил Дайблер. Палач сидел во главе стола и, по примеру Куизля, курил длинную трубку. Он ухмыльнулся. – Это ж надо догадаться – забраться на колокольню и позвонить в колокол, чтобы созвать народ… Пономаря чуть удар не хватил! Слава Богу, я знаком с Лойблем, так что удалось избежать наказания, – он рассмеялся. – Иначе пришлось бы мне приковать к позорному столбу внука палача!

– Еще немного, и было бы поздно, – сказала Барбара.

Она прислонилась к печи и, прикрыв глаза, следила за разговором. В комнате было тепло, но девушка куталась в одеяло. Лицо ее пересекали несколько царапин, и вид у нее по-прежнему был довольно усталый.

– Ганс уже подтаскивал надгробную плиту, – продолжала Барбара. – Когда зазвонил колокол, он, видимо, понял, что скоро соберется народ. Он отбросил плиту и сбежал.

– Что же, черт возьми, ему понадобилось на кладбище? – задумчиво пробормотал Куизль, глядя на дым от трубки. – У тебя есть предположения? – спросил он у Дайблера.

Тот выпустил дым в потолок.

– Церковь Святого Креста – вторая в городе после Святого Петра. Ее выстроили в Хакенфиртеле, когда на старом кладбище не осталось места. Но…

– Он разыскивал какую-то могилу, – добавила Барбара, понизив голос, словно мастер Ганс по-прежнему бродил вокруг дома. – Петер наблюдал за ним. Только мы не знаем, какую именно могилу. А потом он говорил странные вещи. Спрашивал, пронюхал ли отец про какую-то тайну… – Она взглянула на Якоба. – Ему непременно хотелось узнать, что тебе известно.

– Я всегда говорил, что он полоумен, как бешеный хорек! – Куизль желчно рассмеялся, но потом вновь принял серьезный вид. – Черт его знает, что он имел в виду. Я, во всяком случае, ничего такого не знаю.

– Итак, чтобы я правильно понял, – робко произнес Симон, у которого от густого дыма слегка кружилась голова. – Мастер Ганс приходит к дому в надежде застать Барбару одну. Может, он хочет с ней просто поговорить, попросить ее руки; а может, и что похуже… Не застав ее, отправляется на это кладбище и что-то там ищет. Но вот что и для чего?

– Черт, я с удовольствием расспросил бы об этом его самого! – выругался Дайблер. – Но мерзавец как сквозь землю провалился. Он, видно, понимает, что после этого случая ему не стоит появляться на Совете. И в таверне в Хайдхаузене, где он остановился, его тоже не видели. Там живет его дальний родич, но он упрямится и ничего не говорит…

– В любом случае нельзя спускать глаз с этой таверны, – сказал Куизль и снова затянулся.

Дайблер фыркнул, как старый дракон.

– И как ты себе это представляешь? Нам с тобой и Георгу вечером нужно быть на собрании. К счастью, вчера мне удалось прекратить драку, пока кого-нибудь не прибили. Я должен трактирщику восемь крейцеров за сломанные стулья! – Он закатил глаза. – Это, конечно, на руку Видману. Тщеславный хлыщ только и думает, как бы выставить тебя из Совета и опозорить меня… Тут уж для него любой повод сгодится. – Он перевел взгляд на Симона. – Остается только лекарь, но он же разыскивает собачонку.

Фронвизер почувствовал, что краснеет.

– Хм, я, кажется, уже не раз повторял, что…

– Кажется, я знаю, кто нам поможет, – перебил его Георг. – Эти уличные мальчишки, с которыми сдружился Пауль, вроде как смышленые. Если подкинуть им монетку-другую, уверен, они согласятся последить за Гансом… – Он огляделся. – А где, кстати, Петер с Паулем?

– Этот дом чертовски велик, – проворчал Дайблер. – Большой и старый. Видно, ребята нашли где-нибудь новое укрытие. Проход к городской стене они уже отыскали.

Куизль почесал нос.

– Сомневаюсь, что Ганс вернется в эту свою таверну… Ну, пусть ребята попытают счастья. Лишним не будет… – Он задумчиво затянулся. – Что-то не так с этим кладбищем. Думаю, надо мне самому туда сходить.

– Но только после собрания. Может, твоя старшая дочь к этому времени что-нибудь выяснит на этой мануфактуре.

Якоб вытряхнул из трубки пепел на устланный тростником пол.

– Поздно уже, надо идти, – произнес Дайблер. – Остальным наверняка хочется узнать, что стряслось. А Видман…

– Да-да, я знаю, что он точит на меня зуб, – проворчал Куизль и повернулся к Барбаре: – И пока мы не ушли, скажи, пожалуйста, что хоть с Конрадом Неером ты пока не разругалась.

Барбара слабо улыбнулась.

– Ну, скажем так, он не такой скверный, как остальные. Я с ним разок уже прогулялась…

– И он еще жив! – рассмеялся Георг. – Так что можно надеяться на лучшее.

Они втроем уже направились к выходу, и в этот момент в дверь постучали. Дайблер открыл.

Сквозь табачный дым Симон увидел гостя и вздрогнул. Это был тот самый посыльный курфюрста, который приходил к нему позавчера! Неужели курфюрстина хотела услышать от него отчет о поисках? Вид у посыльного был еще более брезгливый, чем в прошлый раз. Он заморгал из-за густого дыма и недоверчиво огляделся, словно бы ждал, что на него сейчас бросится какой-нибудь грабитель.

– Здесь живет доктор Фронвизер? – спросил посыльный, при этом правая бровь у него дергалась от беспокойства.

Симон протиснулся вперед и разгладил мятый жилет, запачканный соусом.

– Э… да, это я.

– Я только что был в Ау. Мне сказали искать вас в… – посыльный закашлялся и помахал ладонью перед лицом, – …доме палача. От имени его курфюршеского высочества довожу до вашего сведения, что к шести часам вам следует явиться в оперу на Сальваторплац. Вместе с сыном.

Фронвизер онемел.

– Куда, простите?

– Оперный театр, – вздохнул посыльный. – Очевидно, юный кронпринц хочет видеть вашего сына.

– Юный кронпринц ?

У Симона сердце подпрыгнуло в груди. Он вспомнил, о чем говорил ему Петер после аудиенции.

Я играл с кронпринцем. Его зовут Макс, и он хочет увидеться снова…

Что ж, судя по всему, Петер не солгал.

Посыльный сморщил нос и брезгливо оглядел грязные брюки и мятый, поношенный жилет Симона.

– Боюсь, придется вас приодеть перед представлением. Крестьянам и простым горожанам вход в оперу запрещен. Курить там, кстати, тоже воспрещается, – добавил он снисходительно. – Лучше бы вам сначала заглянуть в резиденцию. Через вход для прислуги, прошу заметить. Подыщем для вас что-нибудь подходящее. Хм… – Он снова оглядел лекаря. – Надеюсь, найдется что-нибудь вашего размера.

Через два часа в Мюнхен вернулась зима.

Казалось, холода пытались в последний раз заявить о себе, прежде чем в лесах и на лугах весна наконец-то заявит о своих правах. С неба, словно лебяжий пух, сыпались снежные хлопья, с севера задувал ледяной ветер, и на кустах замерзали первые робкие почки. Снова стали расти сосульки, острыми мечами свисавшие с городских колоколен.