Оливер Пёцш - Дочь палача и Совет двенадцати

Дорогая моя Анна-Мария… Когда я вновь увижу тебя?

Невыразимая тоска вдруг охватила Якоба. Горло словно сдавило тугой петлей. Пора ему убираться отсюда, подальше от этого печального места и неизвестных покойников… Куизль отвел взгляд от могилы и двинулся было прочь, но тут заметил рядом небольшой холмик. Из земли торчал маленький деревянный крест, и, в отличие от других могил, на этой лежал венок из сплетенных еловых ветвей. Иголки были зеленые и свежие, и на них почти не было снега, словно кто-то недавно его счистил.

Куизль нахмурился и подошел ближе. Теперь он увидел и лампадку, горевшую, несмотря на ветер, под стеклянным колпаком. Свеча была почти целая – значит, кто-то зажег ее совсем недавно. Палач огляделся в поисках следов, но снег уже толстым ковром укрывал кладбище.

Куизль наклонился и прочел надпись на кресте, совсем еще новом, пахнущем смолой. Палач невольно вздрогнул.

Та самая девушка, которую нашли с колом в груди! Дайблер только вчера называл ее имя. Быть может, Ганс разыскивал эту могилу?

Куизль задумчиво поднялся. В этот момент за кустом рябины послышался шорох. Это были чьи-то шаги, и они быстро удалялись. Потом взвыл ветер, перекрывая все прочие звуки.

Яков не медлил ни секунды. Он обежал куст и стал вглядываться в снежную метель. Ветер дул с такой силой, что гнал снег едва ли не горизонтально. И все-таки Куизль разглядел фигуру за белой стеной. Или ему показалось?… Нет, сомнений быть не могло – человек в плаще или накидке! На нем был капюшон или что-то похожее, и оно развевалось за ним, точно кожистые крылья.

Словно черный ангел…

– А ну стой! – прокричал Куизль, и собственный крик показался ему странным. Как будто он пытался приказывать призраку. Тем не менее палач бросился в погоню.

Незнакомец бежал быстро. Он опережал преследователя шагов на двадцать или тридцать. В очередной раз Куизль с горечью осознал, что уже не так молод. Холод обжигал ему легкие, и, пробежав всего несколько метров, Якоб начал задыхаться. Кроме того, у него еще болели ноги после утренней беготни. Как бы кстати сейчас оказался Георг или Симон! Боль острым кинжалом пронзала ему грудь.

Куизль стиснул зубы, перетерпел боль и побежал еще быстрее. Пусть его хоть удар хватит, но он догонит этого призрака!

Мужчина, или кем он там был, бежал в сторону калитки, но потом резко повернул и припустил вдоль ограды. В этом месте она была высотой примерно в человеческий рост. Беглец внезапно остановился, оттолкнулся от земли и ухватился за край стены.

А потом взлетел.

Черный ангел смерти…

Куизль зажмурился. Сквозь снегопад все движения казались размытыми. Черный силуэт на краткий миг обозначился на белом фоне, извиваясь в безумном танце, и спрыгнул на другую сторону.

– Чтоб тебя! Стой, кто бы ты ни был!

Куизль бросился за ним. Попытался вскарабкаться по обледенелой, покрытой снегом стене. Только с третьей попытки ему это удалось.

Когда палач оказался наверху, незнакомец уже скрылся.

Или Якобу все это привиделось? Может, он сам вообразил, что ангел призывает его, хочет увести к любимой жене? Зовет его за собой?

Улица за оградой была пуста. Где-то в боковом проулке послышались шаги, но и они вскоре стихли. Только ветер взвывал, громко и пронзительно.

Казалось, он насмехался над Куизлем.

Магдалена утомленно смотрела в одно из зарешеченных окон мануфактуры и следила, как ветер кружит снежные хлопья.

Пальцы и спина болели от долгой работы, но дочь палача старалась не обращать на это внимания. Заученными движениями она пропускала челнок сквозь веер пряжи, нажимала педаль и прижимала нить, снова и снова. Размеренный гул и треск… Этот нескончаемый шум вокруг утомлял и в то же время внушал тревогу. Магдалена поглядела на других девушек, на их пергаментные лица. Их было около двадцати, они работали молча, сгорбившись за своими станками. Казалось, всем им было не больше двадцати, за исключением разве что Агнес. Она работала за соседним станком и после их разговора не удостоила Магдалену даже взглядом. Сложно было сказать, почему девушка замкнулась в себе, стоило Магдалене заговорить об исчезнувшей Еве.

Среди ткачих было несколько миловидных девушек. Агнес была из их числа, как и бледная пятнадцатилетняя девочка, которой Магдалена помогла избежать взбучки от матушки Йозеффы. Но большинство из них выглядели так, словно состарились прежде времени. В полумраке, сидя за своими станками, они походили на позабытых кукол.

Магдалена привыкла работать на воздухе, собирать травы в лесу, пропалывать грядки или гулять по лугам и полям, если доводилось сопровождать Марту Штехлин к какой-нибудь роженице в близлежащую деревню. Несколько часов, проведенные в этом душном зале, сводили ее с ума. Она с трудом представляла себе, каково это, всю жизнь провести за таким вот станком.

А многие из этих девушек именно этим и будут заниматься до конца своих дней…

День между тем клонился к вечеру. За окнами бушевала вьюга, и в зале стало сумеречно, как поздним вечером. Йозеффа разожгла дешевые сальные свечи, чтобы можно было продолжать работу. И все-таки у многих девушек от недостатка света слезились глаза.

Хозяйка развалясь сидела на своем стуле посреди зала, лакомилась время от времени сушеными ягодами из мешочка и наблюдала за молчаливой работой ткачих. Иногда она поднималась и осматривала чье-то полотно. При этом постоянно ворчала, ругалась и порой раздавала подзатыльники. Только раз она покинула зал. Магдалена сразу попыталась поговорить с Агнес о пропавшей девушке. Но та не отвечала на ее вопросы. Потом вернулась Йозеффа, и Магдалена не успела расспросить какую-нибудь другую девушку.

По крайней мере, работа у нее пошла легче и быстрее. Теперь за монотонными движениями Магдалена могла хотя бы поразмыслить. Она думала о Софии, беременной Барбаре и ее будущем женихе. Неужели им и вправду станет старый добродушный Конрад Неер из Кауфбойерна? Или все же удастся подыскать кого-то другого? Потом она подумала о Петере и его, вероятно, упущенном шансе попасть в мюнхенскую школу. Но больше всего дочь палача думала об убийствах, произошедших в последние дни, и об их связи с мануфактурой. Что же на самом деле происходило в этих мрачных стенах?

Отец говорил Магдалене, что три юные ткачихи, вероятно, были подругами. Анни, Эльфрида и Ева. Две из них уже мертвы, а третья, по всей видимости, находилась в подвале мануфактуры. Утром бледная девушка сказала, что Ева должна умереть. Этот ужасный ван Уффеле тоже заговаривал об окончательном решении. Должно быть, Ева что-то знала и поэтому Йозеффа и ван Уффеле хотели от нее избавиться.