Оливер Пёцш - Дочь палача и Совет двенадцати

Барбара улыбнулась.

– Тебе, по крайней мере, не приходится рубить головы, как моему отцу. С тобой люди пускаются в пляс.

– Ну, с твоим отцом они тоже пляшут. Только на виселице.

Валентин состроил страшную гримасу. Барбара поежилась и отвернулась. Скрипач взял ее за руку.

– Прости. Так уж определил Господь, ничего тут не поделаешь. Мне он вручил скрипку, твоему отцу – меч.

– Выходит, мы не можем идти собственным путем? – с горечью спросила Барбара.

– Ну, можно попытаться, – ответил Валентин после некоторых раздумий. – Думаю, Господь делает это из добрых побуждений. Иногда он указывает нам иной путь, но это не значит, что в конце его нас ждет счастье. Это мы должны выяснить сами. Я, например, ни за какие деньги не поменялся бы местами с королем или кайзером, – он ухмыльнулся. – Что толку мне от моего золота, если я в конце концов вынужден жениться на принцессе, безобразной, словно жаба, только потому, что это пойдет на пользу стране? Или на собственной племяннице, как наш почтенный кайзер Леопольд…

– Нам порой тоже приходится жениться только потому, что так решили родители, какой-нибудь фогт или герцог, – мрачно возразила Барбара.

– Ты права. Но так хоть головы не летят.

Валентин показал на сцену, где артисты поставили деревянный ящик, служивший кукольным театром. Они показали печальную историю какого-то английского короля, которого обвинили в преступлении и приговорили к смерти. Маленький кукольный палач в маске взмахнул мечом, и деревянная голова под смех публики покатилась по полу.

Барбара подумала о Конраде Неере, за которого должна была выйти замуж. Как объяснить отцу, что она не сможет выйти за него никогда? Хотя бы потому, что она ему не доверяла…

«И потому что ты любишь другого, – подумала Барбара. – Признайся, наконец».

Ну, может, Георг уже выяснил что-нибудь насчет Неера и его странного поведения накануне. Но кто сказал, что она может доверять Валентину? До сих пор мужчины только обманывали и разочаровывали ее. Включая того артиста в Шонгау – он тоже поначалу заставлял ее смеяться.

Как и Валентин…

Что, если и он в конце концов обманет ее? Барбара потрогала живот; внутри снова что-то шевельнулось, словно там поселилось какое-то существо.

Как я вообще могу кому-то доверять?

Люди вокруг хохотали и аплодировали. У Барбары вдруг покатились по щекам слезы. Валентин взял ее руки в свои и посмотрел на нее с тревогой.

– Барбара, что с тобой? Я ведь вижу, ты что-то недоговариваешь.

Ей вспомнилось, что накануне вечером Георг спрашивал ее о том же. Она ничего не сказала ему про Валентина, поскольку знала, что брат лишь попытается образумить ее. И не исключено, что он обо всем рассказал бы отцу. Отцу, который делал все, чтобы выдать ее за состоятельного палача, а не за какого-то неимущего музыканта.

Краем глаз Барбара заметила, что некоторые из зрителей поглядывают на них. Возможно, потому, что она плакала, тогда как все вокруг смеялись. Но, возможно, причина была в другом. Дом палача находился не так уж далеко. В городе наверняка ходили слухи о том, что Михаэль Дайблер приютил у себя странных гостей. Если отец узнает о ее встрече с Валентином, то придет в бешенство.

«Кому я еще могу доверять? – снова подумала Барбара. – Валентину?»

– Я… я не могу говорить об этом, – проговорила она вполголоса. – Во всяком случае, не здесь.

Музыкант задумался на мгновение, а потом подмигнул ей.

– Я знаю одно место, где нам никто не помешает. Тебе понравится, обещаю.

Он взял ее за руку и повел прочь от шумной толпы и недоверчивых взглядов. Барбара отметила с горечью, как легко ей следовать за ним.

– Ван Уффеле? Что за странное имя? Как будто из какой-нибудь южной страны… Уф, уф, уф!

Зеппи стал приплясывать, как обезьяна на ярмарке, и ребята засмеялись. Даже Петер не смог сдержать усмешки.

Они стояли кучкой перед массивным зданием иезуитского монастыря, расположенного недалеко от церкви Богородицы. В этом квартале, названном Кройцфиртель, обитало много знатных горожан и находилось немало церквей и монастырей. В монастыре августинцев, вероятно, только что отслужили мессу. Звонили колокола, мужчины в черных нарядах и женщины в строгих чепцах проходили мимо ребят и бросали на них осуждающие взгляды. Этот квартал был слишком богат для нищих и торгашей. Рано или поздно мальчишек должны были прогнать стражники.

– Так, значит, собака теперь у этого ван… Уффеле? – переспросил Мозер, когда Петер рассказал о своем разговоре с Амалией. – Хотя может статься, что он уже прибил его и отнес шкуру живодеру.

Внук палача кивнул.

– Ван Уффеле – довольно подозрительный тип, но с ним считаются при дворе. Он там ведет какие-то дела. Амалия сказала, что он и раньше воровал собак у знатных господ, а потом возвращал за большие деньги. Или продавал кому-нибудь другому.

– И почему он не поступит так же с Артуром? – спросил Шорш.

Мимо прошла группа иезуитов в черных одеяниях и шляпах до того широких, словно колеса от повозки.

– Может, он не смеет вымогать деньги у курфюрста, – задумчиво произнес Петер. – Это было бы слишком. А продать собаку он не может. Амалия говорит, что Артур без конца лает и скулит и это бывает невыносимо.

– Если ван Уффеле из этих знатных господ, то вряд ли мы сможем вернуть пса, – разочарованно проговорил Пауль. Он, как всегда, поигрывал своим ножом, которым орудовал уже довольно ловко. – Наверняка он живет в каком-нибудь дворце… Черт бы побрал этих знатных хлыщей! Их всех следовало бы укоротить на голову.

Он метнул нож в старую бочку. Клинок просвистел в воздухе и воткнулся в доску.

Петер лукаво улыбнулся. Эту последнюю новость он приберег под самый конец.

– Я знаю, где живет этот знатный хлыщ, – сообщил он с триумфом. – И это далеко не дворец.

Все взгляды устремились на него. Петер позволил себе еще одну короткую паузу, после чего повернулся к брату.

– Помнишь, как взрослые говорили про эту шелковую мануфактуру?

Пауль кивнул.

– Это там, где мама пропадает уже два дня, чтоб выяснить про те убийства?

– Именно. Мануфактура, видимо, принадлежит этому типу. Во всяком случае, мама говорила про него.

– Постойте! – вмешался Шорш. – Получается, этот мерзавец не только собак ворует, но еще и девушек убивает? Тех, про кого говорят все в последнее время?

– Я не знаю, что он еще творит, – пожал плечами Петер. – Но он точно не святой.

– Ха! – Пауль хлопнул в ладоши. – Мы ему покажем! Только представьте, если мы сцапаем его, а не взрослые! Тогда дед всю жизнь будет кормить нас лакрицей.

– Все не так просто, – проговорил Петер. – Прежде всего это очень опасно. Если мама права, то этот ван Уффеле, вероятно, убийца. К тому же у него есть приспешники – женщина и двое жутких венецианцев.