Джон Робертс - SPQR V. Сатурналии

Я знал, что должен что-то предпринять, но меня парализовало чувство безнадежности. Это были не те женщины, которые с визгом разбежались бы при виде одного-единственного размахивающего кинжалом человека. А мужчины могли держать под рукой оружие. И если одурманенный юноша не собирался бежать, было бы верхом глупости пытаться его унести. Возможно, будь это маленький ребенок, я мог бы добавить к совершенным нынче ночью глупостям попытку спасти его. Мне хотелось бы так думать.

Фурия вытянула руки ладонями вниз над головой юноши и затянула медленную немелодичную песню. Остальные подхватили ее, все, кроме мужчин – те, держа руки перед глазами, медленно подались прочь от огня, во тьму под деревьями.

Песня кончилась. Теперь молодого человека держала только жрица постарше – ее левая рука вцепилась в его волосы. Он как будто полностью смирился с ожидающей его участью. Хотелось бы мне знать – жертвенного быка одурманивали? Фурия трижды хлопнула в ладоши и трижды выкрикнула имя, которое я даже не буду пытаться воспроизвести. Некоторые вещи нельзя записывать.

Кончиком своего жезла Фурия коснулась шеи юноши сбоку – и тут же вторая жрица вонзила кремневый нож в указанное место. Он вошел в тело несчастного легче, чем я мог бы вообразить, по самую роговую рукоять. Потом крестьянка вытащила нож, и у верующих вырвался общий глубокий вздох, когда яркая артериальная кровь фонтаном хлынула в мундус. Это произошло в зловещей тишине – я не слышал ни звука, никакого плеска на камни внизу. Может, дыра и вправду тянулась до самого подземного мира. А может, кто-то пил кровь так же быстро, как она лилась внутрь…

Казалось, кровь била из шеи юноши невозможно долгое время, пока его сердце не перестало биться и он не упал вперед, бледный и уже похожий на бесплотный дух. Тогда несколько женщин ринулись вперед, схватили труп и с какой-то противоестественной силой швырнули его в пылающий костер.

Я замерз и вспотел одновременно, и знал, что наверняка выгляжу таким же бледным, как и несчастная жертва. Я видел множество смертей, но сейчас было нечто совсем другое. Банальная поножовщина на улицах, поле боя и арена – там полностью отсутствует тот уникальный ужас, каким сопровождается человеческое жертвоприношение. Ярость, вспышка гнева и жестокость, даже хладнокровный расчет – ерунда в сравнении с убийством, в котором призывают участвовать богов.

Я был так ошеломлен происходившим у меня перед глазами, что забыл обращать внимание на то, что творится сзади, и чуть не потерял сознание, когда меня схватили за лодыжки. На одно безумное мгновение я подумал, что одно из подземных божеств, вызванное кровавым жертвоприношением, собирается утащить меня под землю. Тут меня схватили другие руки; я крутнулся, выхватил кинжал и сделал выпад. Лавровые листья захлестали меня по лицу, когда меня рванули вверх, и я услышал низкий мужской крик – мой клинок попал в цель. Потом обе мои руки зажали в борцовском блоке, и у меня выхватили кинжал.

Как и того юношу (только я сопротивлялся), меня вывели на поляну, скрутив мне руки за спиной, и женщины, изумленные и полные ярости, отпрянули от моего оскверняющего присутствия. Потом, визгливо вопя, они напали. Меня несколько раз оцарапали ногтями, но Фурия оттолкнула их, и они утихли.

– Посмотри, кого мы нашли, жрица! – сказал один из державших меня мужчин, с теперь уже знакомым мне марсийским акцентом.

– Думаю, он хочет, чтобы его принесли в жертву, – сказал другой мужчина. – Отвести его к мундусу?

Этот был римлянином, и, судя по выговору, из аристократов. Фурия ударила по его маске своим жезлом, и он взвизгнул.

– Дурак! Он уродлив и весь в шрамах, как гладиатор! Боги смертельно оскорбились бы, предложи мы им такого!

Я подумал, что она чересчур строга ко мне. Ни один художник никогда не просил меня послужить моделью для Аполлона, но я не считал себя таким уж омерзительным. А вот насчет шрамов она сказала правду. Для мирного, по сути, человека, я многовато их накопил. Но я не собирался с ней спорить.

Гадалка похлопала меня по щеке кончиком жезла.

– Я же велела тебе не соваться в эти дела, римлянин, и двое моих помощников тоже предупреждали тебя. Если б ты послушался, нам бы сейчас не пришлось тебя убивать.

– Ты ведь сказала, что я проживу очень долго! – запротестовал я. – Значит, ты никудышная пророчица, знаешь ли!

Как ни странно, Фурия засмеялась.

– Человек всегда может захотеть своей погибели, даже если боги милостиво к нему расположены. Ты сам навлек на себя все это.

Ее волосы напоминали лохматое гнездо, а глаза были дикими. Покрытая кровью и по́том, она отвратительно воняла освежеванной козьей шкурой, но в тот момент я испытывал к ней могучее вожделение, далеко превосходящее все, что я мог бы чувствовать к безупречной женщине благородных кровей. Кое-что попросту превыше моего понимания.

Гадалка заметила это. Шагнув ко мне, она негромко сказала:

– Мы празднуем здесь, чтобы умилостивить наших богов и принести мир нашим мертвым. Если б это был ритуал плодородия, я могла бы тобой попользоваться.

Рядом со мной встала Клодия.

– Ты всегда был человеком специфических вкусов, Деций, но ты не умеешь правильно выбирать время. Во время вечерних ритуалов есть некоторый спрос на похотливых козлов вроде тебя.

– Он на священной земле в присутствии богов, патрицианка, – сказала Фурия. – В такие времена во всех нас велики силы жизни и смерти. – Она повернулась к державшим меня мужчинам. – Его кровь нельзя пролить на этой священной земле. Уведите его из рощи и убейте.

– Подожди, – сказала Клодия. – Все знают, что он эксцентричен, но его семья – одна из самых могущественных в Риме. Его смерть не останется без внимания.

– Он – один из них! – сказал мужчина-марс. – Мы никогда не должны были допускать высокородных римлян в наши ритуалы! Видите, как они держатся друг за друга?

– Только не я, – сказал культурный римлянин, сжимавший мою руку. Я был уверен, что его голос мне знаком. Этот человек поднял вверх мой кинжал. – Я буду более чем счастлив перерезать ему глотку, жрица.

Мгновение Фурия помолчала, раздумывая.

– Римлянин, я видела, что тебя ждет долгая жизнь, и в этом я не буду противиться воле богов, – заявила она, а потом обратилась к мужчинам: – Уведите его из рощи и выколите ему глаза. Он никогда не сможет никого сюда привести.

После этого гадалка повернулась к Клодии.

– Это удовлетворит тебя, патрицианка?

Та пожала плечами.

– Полагаю, да. Он вечно мутит воду, а если появится ослепленным, никто не придаст значения его бредням. – Потом Клодия посмотрела на меня. – Деций, ты как какое-то животное из басен Эзопа. Живое воплощение человеческой глупости.