Джон Робертс - SPQR V. Сатурналии

Я подумал, что ее глаза пытаются сообщить мне еще что-то, но тон ее был беспечным, как всегда. Почему-то ее забрызганная кровью нагота не казалась мне такой увлекательной, как нагота Фурии. Но я ведь и раньше видел Клодию голой. Кроме того, мне собирались выколоть глаза моим же собственным кинжалом.

– Уведите его, – приказала Фурия.

Когда меня потащили прочь, мы прошли совсем рядом с Фаустой.

– Подожди, пока об этом услышит Милон! – прошипел я ей.

Она громко рассмеялась. Типичная представительница рода Корнелиев.

Мы очутились среди деревьев, и римлянин помахал клинком кинжала перед моим лицом.

– Ты всегда совал свой длинный метелловский нос куда не следует, – сказал он. – Думаю, я его отрежу – после того, как выколю тебе глаза.

Этот человек просто не проникся духом Сатурналий. Свободной от кинжала рукой он держал меня за правую руку, а в левую мне вцепился один из марсов. Я не мог определить, сколько еще человек стоит за моей спиной, но, по крайней мере, одного из них я слышал. Мне хотелось сказать что-то едкое и саркастическое, но я делал все, что мог, чтобы выглядеть ошеломленным и смирившимся с судьбой.

– Мы уже достаточно далеко, – сказал римлянин, когда мы вышли из-под деревьев.

– Не знаю, – отозвался марс. – По-моему, лучше довести его до дороги. Здесь слишком близко от мундуса.

– А, прекрасно.

Римлянину не терпелось пустить мне кровь. Мы зашагали по вспаханной земле. Это вполне меня устраивало, поскольку свежие борозды затрудняют ходьбу. Я должен был сделать свой ход прежде, чем мы доберемся до дороги.

Марс, державший меня за левую руку, слегка споткнулся о гребень вспаханной земли, и я притворился, что падаю. Римлянин выругался, шире расставил ноги, и в тот же миг я врезался в него плечом и резким движением освободился.

– Это тебя не спасет! – воскликнул он, двинувшись ко мне с моим кинжалом в низко опущенной руке.

Большинство мужчин, забрав у меня оружие, воображали, будто я не вооружен. То была одна из причин, по которой я обычно держал что-нибудь в резерве. Моя рука скользнула под тунику и снова появилась – уже́ в цестусе. Я замахнулся на римлянина, пытаясь раздробить ему челюсть, но ощетинившаяся шипами бронзовая пластина скользнула по его скуле. Удар уложил его, и я крутнулся влево. Марс, дурак, попытался сжать мою руку еще крепче вместо того, чтобы ее отпустить, отпрыгнуть и достать свой нож. Шипы цестуса погрузились в его висок, и он рухнул, мертвый, как бык под ударом молота помощника фламинов. Я вскочил и увидел, что мой кинжал поблескивает в безвольной руке распростертого римлянина. Нырнув за своим оружием, я подхватил его, прокатившись по земле, и снова встал лицом к роще. Я собирался перерезать римлянину глотку, но еще трое мужчин в масках готовы были навалиться на меня. Одного я ухитрился полоснуть по руке, после чего повернулся и побежал.

Я слышал, как ноги моих преследователей топают сзади по мягкой земле – не так энергично, как мои. Ужас подарил мне крылатые сандалии Меркурия, к тому же я тренировался в беге, какую бы сильную антипатию ни испытывал к физическим упражнениям. Люди позади меня – медлительные крестьяне – не привыкли к спринту. Кроме того, на мне была пара хороших сапог, а они были босыми или в сандалиях. И все равно я обливался ледяным по́том при мысли о том, что легко могу упасть на неровной земле в тусклом свете низко висящей луны.

И тут я очутился на глубоко утоптанной тропе и смог побежать во всю прыть. Я все еще слышал тех, кто держался позади меня, но они бежали все медленнее. К тому времени, как я добрался до мощеной дороги, я вообще перестал их слышать. Остаток пути до Аврелиевой дороги я одолел ровным темпом, а потом перешел на шаг. Если преследователи все еще позади меня, к тому времени как они меня догонят, они полностью вымотаются, и мне хотелось перевести дыхание, прежде чем придется драться.

Однако я добрался до города без дальнейших стычек. Это было хорошо, потому что я не чувствовал себя в состоянии участвовать в по-настоящему эпической драке. Порезанная ладонь пульсировала болью в том месте, где прилегающая к ней пластина впечаталась в нее после нанесенных мной ударов. Я был весь в царапинах, синяках и ссадинах – и ужасно устал.

Продолжая идти, я думал о кошмарной сцене, свидетелем которой только что стал. Мы считали человеческие жертвоприношения нецивилизованными, и государство прибегало к ним только при самых экстраординарных обстоятельствах. Легкомысленное применение людей, пусть даже бесполезных, в качестве жертвенных животных мы расценивали как варварство – такое впору галлам и карфагенянам, но не цивилизованным людям. Однако сейчас мне подумалось – давно ли нашими жертвоприношениями на Сатурналии были настоящие головы вместо так называемых «головней»? Я подумал о тридцати соломенных куклах, брошенных в Тибр со Свайного моста в майские иды. Давно ли туда бросали тридцать пленников, захваченных на войне?

Идя через Форум, я вспомнил о мужчине и женщине, которых сожгли здесь живьем, чтобы освятить его основание. Их кости все еще лежали где-то здесь.

То была последняя связная мысль, пришедшая мне в голову той ночью. Я не помню, как добрался домой, разделся и упал на кровать. Луна все еще не зашла, когда я шагал через Форум, и небо на востоке оставалось совершенно темным. То был один из самых длинных дней в моей жизни.

– Эй, Деций, проснись!

Это был Гермес. Я пошарил вокруг в поисках кинжала. Пора было прикончить мальчишку. Потом я вспомнил, какой сегодня день. Раб протопал в мою спальню – сплошное веселье и жизнерадостность.

– Io Saturnalia! Как насчет завтрака, Деций? Давай, вставай!

Каждый сустав у меня скрипел и ныл, когда я потянулся вверх и сел на край постели. Свет резал глаза, и я закрыл лицо ладонями.

– Почему я не убил тебя вчера, когда это было законно? – простонал я.

– Уже поздно, – радостно ответил Гермес. – Во время Сатурналий ты не можешь даже казнить предателя. Иди принеси мне что-нибудь поесть.

Тут он увидел, как я выгляжу.

– Чем ты занимался прошлой ночью? Наверное, был в самом буйном лупанарии [50] Лупанарий – публичный дом. города… – Юноша осмотрел несколько моих самых бросающихся в глаза ран. – Держу пари, то было одно из мест, где хозяйка приковывает тебя к столбу, а девушки избивают бичами. Ты должен испытать себя в роли раба – тогда ты сможешь жить так все дни напролет.

Я нашел кинжал и двинулся к слуге, но тот показал на оружие со странным выражением лица. Я поднял кинжал: весь клинок был в коричневатой крови.