Валерий Введенский - Убийца из прошлого

— Грабители? — удивился Никудышкин. — Что тут грабить?

— Для кого и горбушка сокровище, — возразила старуха.

— Грабители душат проволокой, — покачал головой Добыгин. — Нет! Тут действовала рука неопытная. Потому Танька и вырвалась… Видишь, кожа на пальцах ободрана? — указал он околоточному.

— Так точно.

— Это ей удалось скинуть ремень с шеи. И тогда Ванька схватил что-то тяжелое и проломил ей череп.

Добыгин стал ходить по светлице, искать орудие убийства. Поднял кочергу, осмотрел:

— Крови нет.

— На дворе надо искать, — высказал предположение околоточный.

— Почему?

— Потому что у благодетеля тоже череп проломлен, — напомнил про второй труп Никудышкин.

Добыгин смерил подчиненного взглядом:

— Думаешь, сперва Ванька жену убил, а благодетеля отблагодарил уже после?

— Не он это, не он, — причитала старуха.

Никудышкин от испытующего взгляда начальства поежился и дал себе мысленно зарок больше со своим мнением не высовываться. Однако в сей момент деваться было некуда, пришлось высказанную мысль пояснять.

— Врет она, — показал он на старуху, — сынка выгораживает. Не знал Ванька про Танькины шашни. Заехал случайно домой, а Танька голышом. Схватился за ремень, хотел проучить…

— Так-так, — одобряюще кивнул Добыгин.

— А Танька, видать, на рожон пошла, нищебродом обозвала. Она такая, за словом в карман не лезла. Озверел Ванька и вместо того, чтоб отхлестать, принялся душить. А там пошло-поехало…

— Благодетеля кто нашел?

— Я, ваше высокоблагородие, — засветился от счастья полициант.

— Где?

— Пошел в отхожее, открыл дверь, а там здрасте, жмурик. Пшенкин Петр Поликарпович. Из крестьян. Извозопромышленник. Ванька у него и служит.

— Не виноват Ванька, — повторила старуха.

— Надобно его разыскать, — сказал Добыгин: он принял окончательное решение, кто именно убийца.

Повезло ему с этим делом. Проще пареной репы оказалось. Иначе бы Крутилин заявился сюда со всей своей кодлой. Его только пусти. Тот еще жук. Не дай бог, подомнет здешних криминалистов под себя. Ломакина-то нет, безвластие… И тогда не Добыгину, Крутилину будут дань платить.

— Чего его искать? Ванька рядом, у Царскосельского вокзала [31] Ныне Витебский. стоит, — заверил Никудышкин, хорошо знавший привычки обитателей своего околотка.

Стрижнева там не застали, по словам товарищей, как в полдень с клиентом укатил, так и не возвращался. Ждать его пришлось долго, даже Бражников успел приехать.

Формально именно судебные следователи вели дело. Полиция, что наружная, что сыскная, была у них на подхвате. Но на практике выходило иначе: у каждого следователя в производстве всегда находилось несколько десятков дел, поспеть всюду они просто не успевали. Поэтому зачастую их участие ограничивалось допросами задержанных полицией преступников.

— За Крутилиным послали? — уточнил Бражников.

— Нет, — буркнул Добыгин.

— Почему?

— Потому что подозреваемый ужо намечен. А Крутилин все лавры присвоит себе. И ваши, и мои.

— А если как с Шалиным получится?

— А что с ним? — осторожно спросил пристав.

— Дело-то развалилось.

— Да ну? — делано удивился Добыгин. — Быть того не может. Ведь Яшка признался.

— А поверенный отыскал свидетельницу, что присутствовала при убийстве. Она показала на другого.

— На кого?

— Некий Дуплет. Слыхали про такого?

— Не доводилось.

— Шалин от прежних показаний отказался, говорит, запугали его, заставили взять чужую вину.

— Кто? Кто запугал? — с замиранием сердца спросил Добыгин.

— Купец Ломакин.

Добыгин вздохнул с облегчением, похвалив себя за то, что вперед следователя успел в Съезжий дом.

В санях у Стрижнева под пассажирским сиденьем полицейские нашли добротный кожаный ремень и окровавленный ломик. Точно такой же неделю назад Яблочков изъял в комнате студента Гарманова.

Суббота, 5 декабря 1870 года,

Санкт-Петербург

Субботнее заседание Окружного суда закончилось очередным триумфом Дмитрия Даниловича. Публики на сей раз пришло предостаточно, злые языки даже утверждали, что судья Фитингоф вчера нарочно отложил дело, дабы сегодня Тарусов смог насладиться победой при полном зале.

На вопрос «Зачем это Фитингофу?» сплетники многозначительно закатывали глаза. Мол, неужели сами не понимаете?

В отличие от Дмитрия Даниловича, начальник сыскной Крутилин уехал из суда расстроенным: портье, которого собирался опросить после заседания, на него не явился, а посланный тотчас в Серапинскую гостиницу Яблочков вернулся ни с чем. Выяснил лишь, что вчера портье неожиданно взял расчет и убыл в неизвестном направлении.

Иван Дмитриевич корил себя за то, что упустил мерзавца. Следовало еще вчера его опросить, да не сложилось. После происшествия у Тарусовых Крутилин сперва отправился к прокурору. Тот, ознакомившись с письменными показаниями княгини Тарусовой и девицы Желейкиной, самолично допросил внештатного агента сыскной полиции Выговского и распорядился следствие против него не начинать ввиду отсутствия преступления. После чего начальник сыскной отправился на доклад к обер-полицмейстеру, где выслушал благодарность:

— Не мытьем, так катаньем мы от Ломакина избавились, — произнес со значением Федор Федорович.

Даже по рюмке выпили. Но в представлении Выговского к ордену отказал категорически:

— Еще чего. Пусть радуется, что вылез сухим из воды.

А вот самому Крутилину орден пообещал. После чего окрыленный Иван Дмитриевич помчался к Ангелине. Эх, надо было сперва на Обуховский проспект заскочить…

Анна Васильевна считала брак дочери мезальянсом, ведь ее Наташа, хоть и бесприданница, дворянка, а Прыжов всего-навсего купеческий сын. А то, что с ним в дом вернулся достаток, считала само собой разумеющимся.

Для того и существуют на свете мужчины, чтобы женщин содержать.

Узнав про приглашение Тарусовых, стала настаивать, чтобы дочка сказалась больной:

— Прежде чем по гостям шастать, манерам своего Лешку обучи, — зудила она все утро Наталье Ивановне.

— Но Тарусовы знают его давно, у них мы и познакомились, — возразила та.

— На свою беду.

— Не говорите так, маменька.

— Ходить туда не следует. Во всяком случае, пока. Раньше твой Лешка сам по себе был. А теперь муж. Ежели ляпнет что, нас опозорит.

Однако переубедить дочь Анна Васильевна так и не смогла. И тогда пошла на хитрость — перед самым уходом молодых внезапно «вспомнила», что ее незабвенный Иван Митрофанович во время поста визитов не делал, и попробовала настоять, чтобы Прыжовы остались дома. Алексей не сдержался и обругал тещу. Наталья Ивановна, хотя и поехала с ним, всю дорогу проплакала.