Борис Акунин - Чёрный город

Что ж, прочность нелегального положения гарантирована. Теперь, когда враг успокоился, можно как следует подготовить ответный удар.

Эраст Петрович положил перед собою бумагу, приготовился писать Никки. С разделом «Клинок» лучше было дождаться возвращения Гасыма. Зато созрела идея для «Инея».

«Человек, путь которого полон опасностей, должен жить без любви. И дело здесь не в том, чтобы оберегать свою душу от лишних ран, – вовсе нет. Тот, кто не решается любить из трусости или самолюбия, достоин презрения.

Дело в ином: нельзя допускать, чтобы тебя полюбил кто-то другой. Потому что человек, чья карма окутана грозовыми тучами, вряд ли доживет до мирной кончины. Он погибнет, и та, кто отдала ему свою душу, останется на свете одна. Какой бы героической ни была твоя смерть, ты все равно окажешься предателем, причем предашь самое дорогое существо на свете. Вывод очевиден: никого не пускай в свое сердце и тем более не вторгайся в чужое. Тогда, если ты погибнешь, никто не будет сражен или даже просто ранен горем. Ты уйдешь легко и беспечально, как уходит за горизонт облако».

Сладковатый дым щекотал ноздри задумавшегося Фандорина. Маса шевельнулся на своем ложе.

Очнулся?

Нет. Просто вздохнул, на губах появилась полуулыбка. Сколько же продлится это забытье? По крайней мере не стонет. Значит, ему не больно.

Во дворе завопили играющие мальчишки. Эраст Петрович встал прикрыть окно.

Так, теперь «Дерево». Что бы такое полезное записать?

Да вот хоть тюркские слова, которые слышал сегодня на улице и постарался запомнить. Пригодятся.

« Салам-алейкум, мохтэрэм джанаб » – вежливое приветствие.

« Аллах рузиви версин!» — тоже что-то благожелательное.

« Аллах сиздэн разы олсун » – что-то вроде «премного благодарен» или «храни вас Боже».

« Сикдир » – судя по интонации, «я с вами не согласен» или «спасибо, не стоит»…

Теперь после тревожной минувшей ночи и в ожидании следующей, которая тоже вряд ли будет спокойной, следовало поспать. Искусству расслабляться и мгновенно засыпать Фандорин научился еще в ранней молодости. Двадцать минут гармоничного сна освежают мозг и тело эффективнее, чем несколько часов сна неправильного – например, такого, как вчерашний.

Эраст Петрович лег на ковер около кошмы, чтобы опиумный дым не попадал в легкие. Вытянулся в позе «Убитый самурай на поле Сэкигахара», вздохнул четыре раза глубоко и четыре раза очень глубоко. Уснул.

Гармоничный сон проходит без сновидений. Он глубок, но прозрачен, словно омут в горном ручье с идеально чистой водой. Подобно серебристой рыбке, сознание чуть пошевеливает плавниками у самого дна и моментально выныривает, если по поверхности пробежала малейшая рябь.

Всякий раз, когда раненый издавал какой-нибудь звук или просто шевелился, Фандорин приподнимался, проверял, все ли в порядке, – и снова опускался на пол, засыпал.

Трижды в комнату заглядывали какие-то люди. Эраст Петрович садился, едва лишь в коридоре раздавались шаги.

Люди были незнакомые. Один в драной дохе и плоской войлочной шапочке. Другой по виду рабочий. Третий похож на зажиточного торговца. Все с поклоном спрашивали что-то, причем в вопросе непременно звучало «Кара-Гасым-ага». Эраст Петрович молча качал головой, и всякий раз человек, еще раз поклонившись, удалялся. Просителей к знаменитому гочи ходило не меньше, чем к губернатору.

Когда в окно стали светить косые лучи солнца, начавшего клониться к закату, Фандорин окончательно проснулся. Поупражнялся в бесшумной ходьбе – ему удалось пройти по темному коридору мимо очередного ходока так, что тот не заметил. Все-таки странно, как это Гасым может жить, будто в проходном дворе: таскаются все кому не лень. На Востоке совсем иные представления о приватности.

Потом Эраст Петрович подкрепился остатками обильной трапезы. Сидел в папахе, как было велено, хотя заходящее солнце изрядно натопило комнату. Как ни парадоксально, в головном уборе голому черепу было не так жарко. Очевидно, термоизоляция.

А когда Фандорин уже не знал, чем себя занять, и стал выкладывать из рисинок на блюде иероглиф «Выдержка», громко хлопнула дверь, под тяжелыми шагами закряхтели половицы, и в столовую вошел Гасым.

– Уф, – сказал он, вытирая рукавом потное лицо. – Жарко. Кушаешь, да? Тоже хочу.

Он повернулся, проорал что-то в сторону окна. Сел, обмахиваясь папахой.

– Узнал что-нибудь? – нетерпеливо спросил Эраст Петрович.

– Всё узнал.

– Так г-говори скорей! Не томи.

Гочи поднял палец, изрек:

– Скорей только шайтан бегает. Всё хороший медленно ходит.

В комнату, семеня, вошла старуха с тяжелым подносом, на котором дымилось мясо и горой лежали лепешки. Поставила на стол – и сразу исчезла.

Схватив одной рукой чурек, другой – кус баранины, Гасым одновременно сунул в рот и то и другое.

– Ты знаешь, где Однорукий? Ты его нашел?

Гасым кивнул, сосредоточенно работая челюстями.

– Где он? Д-далеко?

– Недалеко. В Шубаны. На бывший дача Тер-Акопов, который два миллион пудов. Тер-Акопов свой дача Хачатур дарил.

– Как подарил? – удивился Фандорин. – Анархисту – свою дачу? Как так?

Пришлось ждать, пока гочи прожует следующую порцию мяса и хлеба.

– Очень просто. Сказал: живи, Хачатур дорогой. Мой дача – твой дача. У Тер-Акопов в Мардакяны большой дача есть, а этот маленький. Тер-Акопов туда после театр, после казино ездила, возила…, – очень четко выговорил Гасым грубое русское слово, которым обозначают женщин нескромного поведения.

Эраст Петрович всё не мог взять в толк:

– Они что, с Одноруким друзья?

– Зачем друзья? Хачатур у Тер-Акопов сын взял. Сказал: хочешь сын назад – подарок давай, а то жить негде. Тер-Акопов сказал: «Большой дача не бери, маленький возьми». Хачатур взял. Шубаны от Баку близко, хорошо.

– П-погоди, я не понимаю. Если известно, что банда анархистов захватила дачу нефтепромышленника, почему полиция их не арестует?

Теперь не понял уже Гасым.

– Зачем арестует? Тер-Акопов полиция не просила, деньги не давала. Чтобы банда Хачатур брать, надо полиция очень много деньги давать. Полиция не дурак бесплатно Хачатур ловить. У Хачатур и его люди «маузеры». А еще там лев. – Гочи поправился. – Львы. Два. Зубы – вот такой.

Он разинул рот, обнажив крупные белые зубы.

Здесь Фандорин совсем запутался.

– Какие еще львы? О чем ты?

– Львы, который р-р-р-р. – Гасым очень убедительно изобразил львиное рычание. – Хачатур раньше цирк работала. Как это, дрессировщик, да? Анархист потом стала, потому что анархист жить веселей и деньги больше. На дача в Шубаны стена высокий, в сад ночью львы гуляют. Кто хочет в сад ходить, тот львы кушают. Зачем полиция туда надо? Не пойдет туда полиция. А мы пойдем, нам надо. Я в Шубаны был. Стена лазил, люди спрашивал. Прошлый ночь Хачатур на дача не была. Вернулась рассвет. Утро три гроб заказала. Сегодня на дача сидят, поминки делают. Если ночь дома сидят, мы пойдем, их убивать будем.