Борис Акунин - Любовник смерти

По всей японской науке он сначала выдохнул весь воздух, чтоб корень силы переместился из груди в живот, врезал ухажёру каблуком по голяшке, а когда тот, охнув, лапищи разжал, Скорик проворно развернулся и ткнул ему, суке, пальцем под ложечку.

Сладострастник сел на корточки, за брюхо схватился, и лицо у него стало серьёзное, задумчивое. Вот-вот, подумай, как себя с девушками вести.

Зашёл в подворотню, где потише. Развернул письмо.

“Милостивый государь Иннокентий Романович!

Мне стало известно из достоверного источника, что Вам стало известно из достоверного источника о моем приезде в Москву. Хоть мы с Вами никогда не симпатизировали друг другу, однако же надеюсь, что разгул жестокой преступности на вверенной Вам территории тревожит Вас, слугу закона, не менее, чем меня, человека, давно отошедшего от прежней службы и московских забот. Посему хочу сделать Вам деловое предложение.

Нынче ночью я соберу в некоем удобном месте главарей, двух опаснейших московских банд, Князя и Упыря, и мы с Вами произведём их задержание. Условия того места не позволяют взять с собой большого количества людей – Вам придётся ограничиться всего одним помощником, так что выберите самого опытного из полицейских. Уверен, что для ареста Князя и Упыря нас троих будет достаточно.

Особа, которая передаст Вам это письмо, о деле ничего не знает. Это обычная уличная девушка, простая душа, которая взялась выполнить моё поручение за небольшую плату, поэтому не утруждайтесь расспросами.

Я заеду за Вами в двадцать минут четвёртого пополуночи. Будучи человеком умным и честолюбивым, Вы несомненно сообразите, что вовсе ни к чему докладывать о моем предложении начальству. Наградой Вам будет самое большее – некоторая благосклонность городских властей. Однако я ведь не преступник, в розыск не объявлен, так что чинов и орденов Вы доносительством не выслужите. Гораздо больше дивидендов Вы приобретёте, согласившись принять участие в затеянном мною предприятии.

Что такое “дивиденды”, Скорик знал (это когда деньги ни за что платят), а вот последнего слова не понял. Наверно, оно означало “адьё”, или “примите и проч.”, или “засим остаюсь” – в общем, то, что в конце письма для красоты пишут. “Фандорин” – звонко. Надо запомнить на будущее.

Лизнул конверт языком, заклеил, а через пару минут уже входил во двор Третьего Мясницкого участка.

Проклятое место, тьфу на него. Придумано, чтобы мучить человеков, жизнь им утеснять, и без того не шибко просторную.

У ворот со снятыми шапками стояли несколько извозчиков – нарушители уличного порядка. Пришли снятые с пролёток номера выкупать. Это рубликов семь, да и то, если сильно покланяться.

В самом дворе толпились кружком мужики в подпоясанных рубахах. По виду – артель хохлов-плотников, приехавшая в Москву на заработки. Старшой, с вислыми усами, ходил с шапкой по кругу, остальные бережно ссыпали серебро и медь. Понятно: работали у застройщика без нужной бумажки, теперь псы у них половину денег оттяпают. Обыкновенное дело.

Раньше, при прежнем приставе, говорят, тут такого беспардонства не было, но каков поп, таков и приход.

Едва Сенька толкнул клеёнчатую дверь и вошёл в тёмный, заплёванный коридор, как его ухватил за подол наглый, мордатый псина с нашивками.

– Ишь какая, – говорит. Подмигнул и как ущипнёт за бок, руки бы ему, сволочи, поотрывать. – Чтой-то я тебя раньше не видал. Жёлтый билет выправлять? Так это ко мне. Пойдём.

И уж за локоть ухватил, хочет тащить куда-то. И ведь брешет, поди, про билет – просто девушкой задарма попользоваться хочет.

– Мне к господину полковнику, – строго пискнул Сенька. – Письмо передать, важное.

Пёс и отцепился. Иди, говорит, прямо, а потом направо. Его высокоблагородие там сидят.

Скорик пошёл, куда сказано. Мимо курятника, где отловленные бродяги сидят, мимо запертых камер с ворами-преступниками (те, сердешные, пели про чёрного ворона – заслушаешься). Потом коридор почище стал, посветлей и привёл Сеньку к высокой кожаной двери с медной табличкой “Пристав. Полковник И.Р.Солнцев”.

На деликатный Сенькин стук строгий голос из-за двери сказал:

– Ну?

Скорик вошёл. Пискляво поздоровавшись, протянул письмо:

– Вот, просияй передать самолично. И хотел немедленно ретироваться, но пристав негромко рыкнул:

– Ку-да?

Грозный полковник сидел за столом, ел яблоко, отрезая дольки узким ножиком. Вытер лезвие салфеточкой, потом нажал какую-то кнопку, и клинок с железным щелчком спрятался.

Распечатывать конверт Солнцев не спешил, внимательно разглядывал посетительницу, особенно задержался взглядом на фальшивом бюсте (эх, перестарался господин Неймлес, больно много ваты понапихал).

– Кто такая? Гулящая? Имя?

– С-Санька, – пролепетал Скорик. – Александра. Александрова.

– Что за письмо? От кого?

Солнцев подозрительно ощупал конверт, посмотрел на свет.

Чего говорить-то?

– Клиент один дал… Наказал: самому господину полковнику, говорит, передай, в собственные руки.

– Хм, тайны бургундского двора, – пробормотал пристав, вскрывая конверт. – Стой здесь, Александрова. Жди.

Быстро пробежал письмо глазами, дёрнулся, расстегнул крючок на жёстком вороте, облизнул губы и стал читать сызнова. Теперь читал долго, будто пытался разглядеть что-то между строчками.

Сенька даже соскучиться успел. Хорошо на стене фотокарточки висели и газетные вырезки в рамках, под стёклами.

Интересней всего была картинка из журнала. На ней, молодцевато подбоченясь, стоял Солнцев, помоложе, чем сейчас, а рядом, в поставленном на попа дощатом гробу – усатый дядька с чёрной дыркой во лбу. Внизу подпись: “Молодой околоточный надзиратель кладёт конец преступной карьере Люберецкого Апаша”.

Ниже статья, без картинки, но зато с большущим заголовком:

Фотография, без подписи: Солнцеву жмёт руку сам князь-губернатор его высочество Симеон Александрович – тощий, огромадного роста, да ещё подбородок задрал, а пристав, наоборот, наклонился и коленки присогнул, но рожа, то есть лицо, улыбчивое и довольное-предовольное.

Ещё статья, не шибко старая, не успела пожелтеть: “Самый молодой участковый пристав Москвы”, из “Ведомостей московской городской полиции”. Сенька прочёл начало: “Блестящая операция по арестованию банды хамовнических грабителей, выданных одним из членов сего преступного сообщества, вновь заставила говорить о таланте подполковника Солнцева и обеспечила ему не только внеочередное производство в чин, но и назначение в один из труднейших и приметнейших участков Первопрестольной, на Хитровку…”