Борис Акунин - Любовник смерти

Инженер же просто двинулся вперёд, пружинисто ступая на чуть согнутых ногах. Ай да Эраст Петрович, голова-палата, ловко всё обернул. Ну он им покажет, предвкушающе потёр ладони Сенька. Как пойдёт руками-ногами молотить, по всей японской науке!

Скорик тронул Смерть за плечо: гляди, мол, чего сейчас будет. А она говорит:

– Ах, как хорошо всё выходит, будто по молитве. Пусти-ка, Сенечка.

Повернулась, быстро поцеловала его в висок и выбежала на середину каморы.

– А вот и я, ваша Смерть! Легка на помине.

Нагнувшись, подцепила с пола брошенный приставом револьвер, взялась за него обеими руками, щёлкнула курком.

– Спасибо вам, Эраст Петрович, – сказала она остолбеневшему инженеру. – Вы очень хорошо придумали. Идите себе, вы здесь больше не нужны. Уводите Сеню, да поживей. А вы, любовнички мои ненаглядные, – обернулась она к остальным, – тут, со мной, останетесь.

Князь, зарычав, кинулся было к ней, но Смерть подняла дуло к потолку.

– Стой, выстрелю! Думаешь, побоюсь? Уж на что Князь храбрец, и то попятился – вот как убедительно она крикнула.

– Не нужно этого! – опомнился господин Неймлес. – Прошу вас, уходите! Вы только всё испортите. Она мотнула головой, сверкнула глазищами.

– Ну уж нет! Как же я уйду, если мне такая милость от Господа? Всегда боялась – буду неживая в гробу лежать, а все смотреть станут. Теперь никто меня мёртвую не увидит, и хоронить не надо. Земля-матушка прикроет.

Сенька увидел, как Будочник, мелко переступая, боком-боком двинулся к Упырю и Князю, зашептал им что-то. А Эраст Петрович на них не смотрел, только на Смерть.

– Вам незачем умирать! – крикнул он. – Что вы вбили себе в…

– Давай! – выдохнул Будочник, и все трое – он, Князь и Упырь – кинулись на инженера.

Городовой налетел на него всей своей тушей, прижал к стене, ухватил за запястья и растянул Эрасту Петровичу руки крестом.

– Ноги! – прохрипел Будочник. – Он лягаться мастер!

Князь и Упырь присели на корточки, схватили господина Неймлеса за ноги. Он задёргался, будто рыба на крючке, а вырваться не может.

– Пустите его! – вскрикнула Смерть и наставила револьвер, но стрелять не стала.

– Эй, очкастый, отбери у ней оружию! – приказал городовой.

Очко двинулся прямо на Смерть, вкрадчиво приговаривая:

– Верни, жестокая, молю, младой любви залог священный.

Она повернулась к валету.

– Не подходи. Убью!

Но тонкие руки, сжимавшие револьвер, дрожали.

– Стреляйте в него! Не бойтесь! – отчаянно крикнул Эраст Петрович, пытаясь вырваться.

Но могучие лапищи Будочника держали его крепко, да и скорченные Упырь с Князем, хоть и злобно щерились друг на друга, но пленника не выпускали.

– Чёртов болван, стойте! – взвыл пристав. – Она выстрелит! Вы всех нас погубите!

Тонкие губы валета расползлись в улыбке:

– Сами вы болван. Мадемуазель не выстрелит, пожалеет красавца-брюнета. Это, пёс легавый, называется любовь.

Внезапно он сделал два быстрых, широких шага, вырвал у Смерти “кольт” и отбросил его подальше – к самому выходу, после чего спокойно сказал:

– А теперь кончайте умника, можно.

– Чем, зубами, что ли? – просипел побагровевший от натуги Будочник. – Здоровый черт, еле держим.

– Что ж, – вздохнул Очко, – долг интеллигенции – помогать народу. Ну-ка, служитель правопорядка, чуть в сторонку.

Городовой отодвинулся насколько мог, а валет не спеша поднял нож, готовясь к броску. Сейчас сверкнёт стальная молния, и не будет больше Эраста Петровича Неймлеса, американского инженера.

“Кольт” валялся на полу в двух шагах от горловины и посверкивал воронёной сталью, будто подмигивал Сеньке: что, Скорик, слабо?

А, была не была, двум смертям не бывать, одной не миновать!

Он кинулся к револьверу, схватил его и как заорёт:

– Стой, Очко! Жизни лишу!

Тот обернулся, редкие брови удивлённо поползли вверх.

– Ба, явление седьмое. Те же и Скорик. Зачем ты вернулся, дурашка?

– Эй, малый! – зачастил жавшийся к стене пристав. – Не вздумай! Ты не знаешь – тут стрелять нельзя, обвал будет. Завалит вчистую!

– Обвал!!! – вдруг пронзительно крикнул Эраст Петрович.

В то же мгновение раздался грохот, куча земли и щебня, загораживавшая дверной проем, шевельнулась и обрушилась. Под истошный вопль пристава из завала выпросталась плотная, коренастая фигура в чёрном. Упругим шаром она выкатилась на середину сокровищницы и с воинственным клёкотом кинулась на валета.

Маса!

Вот уж чудо так чудо!

Эраст Петрович немедленно воспользовался замешательством врагов: Князь отлетел в одну сторону, Упырь в другую. Из лап Будочника инженеру, правда, вырваться не удалось, и после короткой борьбы оба рухнули наземь, причём городовой очутился сверху и пригвоздил господина Неймлеса к земле, по-прежнему крепко держа его за запястья. Однако теперь Упырь и Князь помогать Будочнику не стали – ненависть друг к другу оказалась сильней. Сцепившись, фартовые покатились по земле.

Очко швырнул нож в японца, но тот успел присесть. Так же легко Маса увернулся от второго и третьего ножа. Однако опустошив свой манжетный арсенал, валет не угомонился – откинул полу длинного сюртука, и Сенька разглядел прикреплённую к брючному ремню деревянную тросточку.

Что у Очка в трости, Скорик помнил – длиннющая заточка под названием “шпага”. Не забыл он и про то, как лихо управляется валет с этой страшной штуковиной.

Заложив левую руку за спину и выставив вперёд ногу, Очко засеменил вперёд, высвистывая клинком сверкающие круги. Маса попятился. Ещё бы, с голыми-то руками!

– Стрельну! Сейчас стрельну! – закричал Сенька, но никто ка него даже не оглянулся.

Он стоял, как дурак, с заряженным револьвером, а все на него плевали с отхарком, каждый был занят своим делом: Будочник сидел на инженере и всё норовил припечатать его в лицо своим чугунным лбом; Князь с Упырём рычали и взвизгивали, будто два осатаневших кобеля; Очко загонял в угол Масу; Смерть пыталась стащить городового с Эраста Петровича (только куда ей против такого бугая); полковник очумело озирался по сторонам, выставив вперёд свой нож-попрыгунчик.

– Что встал, собакородие?! – прохрипел Будочник. – Вишь, одному мне не сладить! Режь его! Промеж собой после разберёмся!

Подлый пристав – ещё слуга закона называется! – послушался, кинулся резать лежащего. Оттолкнул Смерть, замахнулся, но она вцепилась ему в руку.

– Да смотрите же на меня, гады! – плачущим голосом закричал Сенька, потрясая “кольтом”. – Щас как пальну – всех к бесовой тёще завалит!

Солнцев перехватил нож левой рукой, не глядя ткнул Смерть остриём в бок – та осела на пол. Лицо у ней сделалось удивлённое, точёные брови поднялись кверху, будто от некой радости. Она осторожно прикрыла руками раненое место, и Сенька с ужасом увидел, как меж её белых пальцев заструилась кровь.