Борис Акунин - Любовница смерти

Коломбина взяла со столика изящную брошюру «Московские телефонные абоненты» и – надо же – сразу раскрыла ее на букве "Л". Вот, пожалуйста: «Теренций Савельевич Лилейко, д-р медицины – 3128». Разве это не перст судьбы?

Она немножко постояла перед лакированным ящиком с блестящими металлическими кружками и колпачками, сконцентрировала волю. Отчаянным движением покрутила рычажок, и когда медный голос пропищал в трубку: «Центральная», быстро произнесла четыре цифры.

Пока ждала, вдруг сообразила, что заготовленная фраза для телефонного разговора не годится. «Какой сибирский снег? – спросит Петя. – Кто это говорит? И с какой стати я должен с вами, сударыня, что-то делать?»

Для куражу раскрыла купленный на вокзале костяной японский портсигар и закурила первую в жизни папиросу (пахитоска, которую Маша Миронова один раз зажгла в пятом классе, не в счет – тогда она еще понятия не имела, что табачный дым полагается вдыхать). Оперлась локтем о столик, повернулась к зеркалу чуть боком, прищурила глаза. Что ж – недурна, интересна и даже, пожалуй, загадочна.

– Квартира доктора Лилейко, – послышался в трубке женский голос. – Кого вам угодно?

Курильщица немножко растерялась – почему-то была уверена, что подойдет непременно Петя, однако тут же выругала себя. Какая глупая! Разумеется, он живет не один. Там и родители, и прислуга, и еще, возможно, какие-нибудь братья и сестры. Получалось, что, в сущности, она знает о нем совсем немного: что он студент, пишет стихи, замечательно говорит о красоте трагической смерти. И еще что целуется он гораздо лучше, чем Костя Левониди, бывший будущий жених, решительно отставленный за скучную положительность и приземленность.

– Это знакомая Петра Теренциевича, – пролепетала Коломбина самым тривиальным манером. – Некто Миронова.

Через минуту в трубке зазвучал знакомый баритон с обворожительной московской растяжкой:

– Хелло? Это госпожа Миронова? Помощница профессора Зимина?

К этому моменту обитательница шикарного нумера уже взяла себя в руки. Пустив в раструб аппарата струйку сизого дыма, прошептала:

– Это я, Коломбина.

– Кто-кто? – удивился Петя. – Так вы не госпожа Миронова с кафедры римского права? Пришлось пояснить непонятливому:

– Помнишь беседку над Ангарой? Помнишь, как ты называл меня «Коломбиной»? – И сразу после этого отлично встала дорожная заготовка. – Это я. Как сибирский снег на голову. Приехала к тебе. Делай со мной, что хочешь. Знаешь отель «Элизиум»? – После звучного слова она сделала паузу. – Приезжай. Жду.

Проняло! Петя часто задышал и стал говорить гулко – вероятно, прикрыл трубку ладонью.

– Машенька, то есть Коломбина, я ужасно рад, что вы приехали… – Они и в самом деле были в Иркутске на «вы», но сейчас это обращение показалось искательнице приключений неуместным, даже оскорбительным. – Действительно, как снег… Нет, то есть это просто замечательно! Только прибыть к вам сейчас я никак не смогу. У меня завтра переэкзаменовка. Да и поздно, маменька пристанет с расспросами…

И дальше залепетал что-то уж совсем жалкое о проваленном экзамене и честном слове, данном отцу.

Отражение в зеркале захлопало светлыми ресницами, уголки губ поползли книзу. Кто бы мог подумать, что коварный соблазнитель Арлекин перед любовной эскападой должен отпрашиваться у маменьки. Да и зря потраченных пятнадцати рублей было ужасно жалко.

– Зачем вы в Москву? – прошептал Петя. – Неужто специально для того, чтобы свидеться со мной?

Она рассмеялась – получилось очень хорошо, с хрипотцой. Надо полагать, из-за папиросы. Чтобы не слишком заносился, сказала загадочно:

– Встреча с тобой – не более чем прелюдия к иной Встрече. Ты меня понимаешь?

И продекламировала из Петиного же стихотворения:

Тогда, в беседке, прежняя, еще глупенькая Маша со счастливой улыбкой прошептала (теперь стыдно вспомнить): «Это, верно, и есть счастье». Московский гость снисходительно улыбнулся: «Счастье, Машенька, это совсем другое. Счастье – не мимолетное мгновение, а вечность. Не запятая, а точка». И прочел стихотворение про строчку и точку. Маша вспыхнула, рывком высвободилась из его объятий и встала на самый край обрыва, под которым вздыхала темная вода. «Хочешь, поставлю точку прямо сейчас? – воскликнула она. – Думаешь, испугаюсь?»

– Вы… Ты это серьезно? – прозвучало в трубке совсем уж тихо. – Не думай, я не забыл…

– Еще бы не серьезно, – усмехнулась она, заинтригованная особенной интонацией, прозвучавшей в Петином голосе.

– Одно к одному… – зашептал Петя непонятное. – Как раз и вакансия… Рок. Судьба… Эх, была не была… Вот что… Давайте, то есть давай встретимся завтра, в четверть девятого… Да, именно в четверть… Ну где бы?

Сердце Коломбины забилось быстро-быстро – она попыталась угадать, какое место назначит он для свидания. Парк? Мост? Бульвар? А заодно попробовала сосчитать, по средствам ли будет оставить за собой нумер в «Элизиуме» еще на одну ночь. Это выйдет тридцать рублей, целый месяц жизни! Безумие!

Но Петя сказал:

– Подле Ягодного рынка на Болоте.

– На каком еще болоте? – поразилась Коломбина.

– На Болотной площади, это близко от «Элизиума». А оттуда я повезу тебя в одно совершенно особенное место, где ты повстречаешь совершенно особенных людей.

Он произнес это так таинственно, так торжественно, что Коломбина не испытала и тени разочарования – наоборот, явственно ощутила тот самый волшебный «трепет без конца» и поняла: приключения начинаются. Пусть не совсем так, как ей представлялось, но все же в Город Грез она приехала не зря.

До поздней ночи сидела в кресле у распахнутого окна, кутаясь в плэд, и смотрела, как по Москве-реке плывут темные баржи с покачивающимися фонариками.

Было ужасно любопытно, что это за «особенные люди» такие.

Поскорей бы уж наступил завтрашний вечер!

Когда Коломбина проснулась на необъятном ложе, так и не ставшем алтарем любви, до вечера все равно было еще очень далеко. Она понежилась на пуховой перине, протелефонировала на первый этаж, чтобы принесли кофе, и в ознаменование новой, утонченной жизни выпила его без сливок и сахару. Было горько и невкусно, зато богемно.

В фойе, уже расплатившись за нумер и сдав чемоданы в камеру хранения, пролистала страницы объявлений «Московских губернских ведомостей». Выписала несколько адресов, выбирая дома не ниже трех этажей и чтоб квартира была непременно на самом верху.