Кэндис Проктор - Почему исповедуются короли

Он словно наяву увидел Дамиона Пельтана, стоящего перед «Гербом Гиффорда»: голова откинута, взгляд устремлен ввысь, в холодное темное небо. Кто мог знать, что Дамион и Алекси Соваж отправятся на ночь глядя во «Двор висельника»? Леди Жизель? Нет, ее там уже не было к моменту прихода Александри. Лорд Питер? Не исключено, если он задержался в засаде дольше, чем рассказывал. Человек Джарвиса? Тот вполне мог подобраться достаточно близко, чтобы подслушать разговор брата и сестры. Армон Вондрей? Тоже вариант.

Самсон Баллок?

Себастьян остановился. Порывистый ветер холодно и сыро дыхнул в лицо, забив ноздри городскими запахами. Мог ли Самсон Баллок тем вечером узнать, что Алекси Соваж направляется во «Двор висельника»? Да. Баллок следил за ней целыми днями. А если к тому же ему стало известно, что ненавистная докторесса попросила своего брата ее сопроводить, что тогда?

В этой запутанной череде убийств Себастьяна сбивали с толку два факта: кровавый отпечаток женской туфельки и зверская расправа с французским полковником Фуше. Вкупе с нападением на Серену Фокс посреди Бердкейдж-уолк смерть Фуше, казалось бы, указывала либо на Бурбонов, либо на каких-то других противников мирных переговоров с Наполеоном. Но при чем тогда взрыв на Голден-сквер? Если бы преступник думал, что Алекси Соваж сможет его опознать, то убил бы ее заодно с братом.

Однако мало-помалу в сознании Себастьяна сформировалась теория, объясняющая и эти неувязки, и многое другое.

Пришло время еще раз поговорить с мистером Миттом Пебблзом.

* * * * * * * *

Подойдя к «Гербу Гиффорда», Себастьян увидел близ гостиницы подводу, нагруженную дорожными сундуками; на холодном ветру мулы переступали, всхрапывали и мотали головами. Митт Пебблз в кожаном фартуке поверх ливреи командовал двумя грузчиками, выносившими из дверей кабинетный стол.

– Эй, поосторожней! – прикрикнул он, когда один из мужчин задел дверной косяк.

– Что тут у вас? – спросил Себастьян.

– Они проваливают, в смысле, те, кто остались. Небось решили, что лучше унести ноги подобру-поздорову. Тут еще одного ихнего нашли мертвым, слыхали? Ему еще глаза выкололи. Кто ж такое сделал-то, а? По мне, так точно не англичанин.

– Хотите сказать, Армон Вондрей возвращается во Францию?

– Ну, такого не скажу, откуда ж мне знать, куда он собрался ехать. Могу только догадываться, так ведь?

Себастьян смотрел, как рабочие взгромождают стол на подводу.

– Кстати, а вы знакомы с мебельщиком по имени Самсон Баллок?

– Баллок? – Митт помолчал, брылястое лицо застыло, пока он размышлял над вопросом. – Навряд ли, вроде нет.

– Этакий великан, высокий и ширококостный, с кудрявыми черными волосами гораздо длинней обычного. Не видели его возле гостиницы?

Митт покачал головой.

– Нет, такого не припомню, нет. А что? По-вашему, это все он?

– На данный момент я не вполне уверен.

Выпуклые глаза Митта слезились на холодном ветру, он хмыкнул.

– Надеюсь, никто не скажет, что гостиница тут каким-то боком завязана. Не годится, чтоб люди думали, будто у нас проклятое место. Еще не хватало.

Два грузчика вернулись в дом, и Себастьян поинтересовался:

– Мсье Вондрей здесь?

– Да, в кофейной комнате. Последний раз там его видал.

В кофейной комнате Себастьян нашел и Вондрея, и его секретаря, Камилла Бондюрана, который стоял у столика возле окна и просматривал какие-то документы. Глянув на Себастьяна, Бондюран молча сложил бумаги в коричневый кожаный портфель, застегнул ремешки и покинул помещение.

– Слышал, вы уезжаете, – сказал Себастьян, глядя вслед секретарю.

Вондрей потер подбородок. Под покрасневшими глазами набрякли темные мешки.

– Осуждаете меня?

– Нет. Но что с переговорами?

Француз пожал плечами.

– Переговоры никуда не денутся.

Себастьян встал спиной к камину.

– Вчера утром, когда мы с вами встретились, вы не собирались никуда уезжать. Что заставило вас передумать?

– Моя дочь. Она настояла, что от боли в горле, на которую я ненароком пожаловался, мне необходима ильмовая мазь, и пошла за ней к аптекарю. Кто-то ее преследовал.

– Она его видела?

– Нет. Туман был слишком густым. Она только слышала: сначала шаги, а потом кашель какого-то мужчины. Но не приходилось сомневаться, что он шел именно за ней, потому что остановился, когда она остановилась, и снова зашагал, стоило ей двинуться с места. Она бегом бежала до гостиницы.

Себастьян впился взглядом в расстроенное лицо Вондрея.

– Кто, по-вашему, этим занимается?

– Может, Бурбоны? Какой-нибудь промышленник или финансист вроде того шотландца, Килмартина? Что толку гадать?! Единственное, что я знаю со всей определенностью: с меня довольно.

– А как насчет Джарвиса? Может, это он стоит за убийствами?

– Нет.

– Вы уверены?

Вондрей повернулся к окну и уставился на грузчиков, которые теперь крепили шляпные картонки поверх прочих пожитков на подводе.

– Уверен ли я? Ну, положим, не до конца, – сказал он чуть погодя. – Несомненно, Джарвис ведет серьезную игру, тайную и опасную… Дошло до того, что я больше ни в ком не уверен. – Француз фыркнул. – И пожалуйста, не трудитесь указывать на иронию судьбы, уж поверьте, она мне очевидна. Да, я и сам не оправдал доверия… Единственная, кому здесь нечего стыдиться, – это моя Мадлен. И прежде всего я хочу, чтобы она благополучно выбралась.

– Когда отчаливает ваше судно?

– В десять вечера.

– Тогда, если примете мой совет, побыстрей поднимитесь на борт вместе с дочерью и оставайтесь в своей каюте, пока корабль не минует Гринвич.

Звук женских шагов на лестнице заставил Вондрея заглянуть в коридор.

– Но зачем вредить моей дочери? Кому это нужно?

Мадлен Кеснель вошла в комнату. На ней было темное шерстяное дорожное платье, в руке она держала ридикюль. Внимательно посмотрела на отца, потом перевела взгляд на Себастьяна.

Он сказал:

– Когда на карту поставлены судьбы мира, некоторые люди ни перед чем не остановятся. Как мужчины, так и женщины. – Отвесив поклон, Себастьян улыбнулся. – Счастливого пути, мадам.

С неба стекал последний свет, когда Чарльз, лорд Джарвис, проследовал от Карлтон-Хауса к ожидавшему экипажу.

Недавнее развитие событий премного радовало. Мирные переговоры с наглым выскочкой Наполеоном остались в прошлом, а жадный ничтожный двурушник Вондрей в этот самый момент удирал восвояси, поджав хвост. Теперь война в Европе продолжится до победного конца, и британские войска триумфально промаршируют по Елисейским полям, а силы радикализма будут стерты в порошок. Как минимум лет сто ни одна страна не осмелится угрожать глобальному доминированию Британии и больше нигде плебс не восстанет против своих властителей и не провозгласит права вульгарной черни.