Арина Веста - Хазарская охота

В тот год деревья пожелтели раньше обычного. В степи от долгой засухи выступили выжженные солончаковые пятна, вдоль шоссейных дорог плясали пыльные вихри, а яблоки осыпались с ветвей еще до Яблочного спаса. Это время зрелых плодов и зрелого солнца всегда считалось лучшим для свадеб.

Вот ведь военная фортуна! Даже на собственную свадьбу Глеб успел впритык. Несколько дней завершающей зачистки в горах, короткая передышка в Моздоке, походная баня, стрижка и попутный борт до десантного аэродрома. От Дергачевки, маленького поселка, где дислоцировалась десантная дивизии, до города С* подбросили сослуживцы. Прощаясь, он пригласил знакомого шофера на свадьбу, ведь отмечать будут не в ресторанной кутильне, а под каштаном рядом с Наташиным домом.

Закинув за спину вещмешок, Глеб прошел с вокзала через центр и железнодорожный мост до окраины. В подъезде приторно пахло сосновой смолой. Глеб с удивлением прошел по сосновым иглам и долго звонил в испуганно притихшую дверь.

Бездомный серый котенок с мяуканьем терся о его ноги. Чуя недоброе, Глеб взял его в огрубевшие ладони, потер за ухом.

– Киса, – спросил он, – где Наташка-то?

Скрипнула дверь, и на площадку выглянула пожилая соседка, из ее причитаний и всхлипов Глеб узнал все. Зажмурившись, он представил затяжной парашютный прыжок в черное облако. Это был один из десантных тренингов – если во время прыжка парашют не раскроется, ты всеми силами представляешь, что летишь в затяжном прыжке, это гасит панику и позволяет сохранить ясность мыслей. С этой минуты он находился в состоянии затяжного прыжка с подспудным ожиданием удара.

До нового кладбища за городом было час ходу. По дороге Глеб сорвал несколько сухих колосков и ветку земляники с маленькой, темной от жары ягодой. Постоял над сиротливым холмом из привядших цветов. На могиле уже вырос деревянный крест в красноватых потеках смолы. Над венками кружили осы. Закатное солнце облило холмик густо-багровым. Бутоны запеклись, и зелень почернела. Он достал из рюкзака бархатную коробочку, где в алое донце были вставлены два кольца, вынул узенький зеркально сияющий обруч, и оставил поверх земляники и колосьев. Тупо глядя на фото, он прошептал обрывок песни:

Нелепая дурная смерть Наташи не вмещалась в его представления о божьей правде. Незыблемые своды, на которых стоял его мир, рухнули, и внешне сохраняя каменное спокойствие, Глеб выгорал изнутри, как уголь в костре. Смерть, безликий всадник на черном коне, все же взяла свою дань с его судьбы, а может быть, только вернула лишнюю пулю, когда-то ударившую из его ствола.

Вечером, уже в конце рабочего дня он вошел в кабинет Савельича – легкий, почернелый на горном солнце, с ранними морщинами поперек лба.

– Куришь? – вместо ладони Савельич протянул ему початую пачку. Но гость отрицательно качнул белобрысой, коротко остриженной головой.

– Тогда выпей! – Савельич поставил на стол ополовиненную бутыль и пару стаканов.

Гость снова упрямо качнул чубчиком.

– Нет… А что так? Ты вроде с войны пришел?

– Оттуда разные приходят.

– А ко мне-то зачем? Пошел бы к следакам…

– Правду хочу узнать.

– А если она тебе не понравится, эта правда?

Глеб молча сверлил Савельича светлыми на темном лице глазами. Савельич запер дверь на ключ, точно предполагалось секретное совещание.

– Запуталась она, – Савельич плеснул водки в оба стакана, один отставил в сторону, словно ожидал еще кого-то. – Молоденькая, хорошенькая… Головенка, должно быть, закружилась.

– Свадьба у нас была назначена, – равнодушно напомнил Глеб.

– Свадьба? Так, вот они и решили перед свадьбой разобраться.

– Она девушкой была.

– Прости, конечно, но в наше время ни за что ручаться нельзя… Ну зачем ее напарнику в нее стрелять понадобилось, ты подумай? Она и одеться-то как следует не успела, расстегнутая, в слезах…

Глеб все же взял в руки стакан с водкой, опустил туда золотое кольцо и теперь задумчиво смотрел на круги, словно гадал.

– Вот я и говорю, сержант этот сначала омоновцев штабелем на асфальт уложил, а потом в голову шмальнул, идиот. Ты мужик или не мужик? Я спрашиваю! Если мужик, то живи всему назло! Наперекор живи! – Савельич размахнувшись плесканул водку на стол и с сожаленьем глядя на плоское озерце, продолжил: – Меня вон на пенсию выставляют! Все зло от этих баб! Иная с виду и ангел, а еще больше зла натворит. Но это не про Наташу… – Он отвернулся, доливая стакан, и делясь с безмолвным собеседником своими собственными, накопленными за долгую жизнь обидами, но когда обернулся, парня уже не было. На столе стоял не пригубленный стакан с золотым кольцом на дне.

– Дьявол, оборотень какой-то, – Савельич подергал замок: дверь была заперта. Он для убедительности щелкнул замком, вынул ключ и спрятал в карман.

Глеб пришел в музей ближе к вечеру, купил билет, прошел по залам, равнодушно разглядывая экспонаты. В настороженной тишине его мерные шаги звучали зловеще.

Прежде чем попасть в залы современной истории посетителю надлежало пройти все ступени общественного развития, начиная с нулевой отметки. В доисторическом зале беспомощно подняв руки, словно сдающийся диверсант, стоял скелет гигантской саламандры, найденный сто лет назад в горных выработках. Экспонат сопровождало пояснение основателя музея:

И в другое время Глеб улыбнулся бы наивным виршам, но теперь любое движение окаменевших мышц переходило в болезненную гримасу. Он потрогал ручку двери с табличкой «С. С. Лошак», но кабинет оказался заперт.

Вход в зал, где произошло убийство, был перекрыт бархатным канатом, и висела картонка с надписью, предупреждающая о «технических причинах». Пол у камина застелен свежим, ярким ковром. Пользуясь отсутствием смотрителей, Глеб поднырнул под ограждение и остановился, услышав шаги на лестнице. Директриса музея Сусанна Самуиловна, яркая худощавая дама, осанкой напоминающая царицу Нефертити, важно прошествовала в кабинет. Ее молодой полнотелый провожатый царапнул Глеба взглядом и еще раз обернулся, не успевая за летящим шагом своей патронессы.

– Уважаемый, грамоте обучен? Этот зал закрыт! – прикрикнул он.

Глеб молча кивнул и сделал вид, что уходит. В кабинете Сусанны Самуиловны щелкнул замок. «Лошаки» заперлись на ключ. Чтобы не раздражать музейщиков, Глеб встал за витрину с древним оружием. За пыльными окнами прогрохотал гром, в зале резко стемнело, и первые скупые капли застучали по жестяному карнизу. Глеб всмотрелся в черное зеркало витрины, словно внутри стеклянного кристалла могло остаться последнее отражение Наташи, ее васильковые глаза и молодой блеск губ.