Арина Веста - Змееборец

В безмерных глубинах под Матерью-Землей от отца Вия родились крылатые Змии.

И был их род старше людского, и мудрость змеиная была велика.

Некогда пращурам нашим Велес являлся в облике Ящера-Змия.

Однажды восстали из пучин Чернобоговых лютые и коварные твари. Ночами, с краю Земли эти Змии выходили в наш мир и творили зло. Увидев это, Перун взял палицу и стал очищать небо молниями, покуда не загнал всех под Землю, туда же в Преисподнюю пришлось уйти и Чернобогу.

Так говорят о Змиях славянские мифы, хранящие память о первенцах Земли.

В те времена мудрым и величавым Змиям воздавали царские почести, и правители всех священных империй гордились своим происхождением от рода Змеиного и верили люди, что мир устоит на хребте спящего Дракона.

– О, раса Змиев, двуязычная, ярая и жестокая, ненасытная в наслаждениях, изобилующая богатством! Слава тебе! – пели брахманы на берегах Инда.

Реял над Андами Радужный Змей.

И даже благородные Афины провозгласили царем морского змея Эрихтония.

Так было, пока не взошло над полюсом созвездие Дракона, поколебав небесный порядок и земной закон. Откуда явились змеиные полчища, никто не ведал. Должно быть, сама Мать Сыра Земля породила их в обиде на человечий род. Над Китайской равниной простер могучие крылья Дракон Лун, а на западном берегу Великого Океана выросла империя Пернатого Змия, и эллины содрогнулись под пятой архонта Дракона с его Драконовскими законами, и вскоре крылатые пришельцы возжелали своей доли в Царстве Земном.

Волхвы и цари-волшебники прежних времен умели вершить суд над восставшим злом и заключать его в пучине времен, но из-за многих пороков ослабел их завет с Богами, и власть уходила из царских рук, как вода в песок. Мир зашатался, и люди больше не желали повиноваться бессильным правителям.

И только древние Змии знали-хранили секрет власти и тайное слово. Хладнокровные и медлительные, они не умели побеждать в открытом бою и всегда брали хитростью. Сговор был нужен обеим сторонам. Драконы получали щедрую дань пленниками и золотом, а правители – тайную власть над сердцами человеческими.

Напиток из винных ягод поначалу веселил сердце и дарил забвение, но был коварнее гадюки, свернувшейся на груди спящего.

Увы, один лишний глоток хмельного напитка превращал воина в слепое орудие ярости, философа лишал разума, а земледельца делал покорнее его вола.

С тихим шипеньем выливался из бочек пенистый хмель, и тонкими змеистыми струйками стекал в подставленные чаши, но там, где распускал Змий кольца свои, следом приходила погибель. Упившиеся дозоры пропускали вражье войско, а хмельные защитники, застигнутые врасплох, уже не могли противостоять набегу, а в мирное время бражники даже умирали с кубками в руках. Так вырвался на свободу Зеленый Змей и пошел косить направо и налево, так что не надобно было и нашествия.

В городах и селеньях жители предавались разврату невиданному, и пьяные отцы творили блуд с дочерьми, а утром не помнили о содеянном. И женщины приносили либо слабых недоносков, неспособных носить оружие, либо тяжеловесных тупиц, сокрушающих все на своем пути ради желания опохмелиться.

С той поры слова «вино» и «вина» растут из одного корня, сплетаясь с горечью горя и солью слез. И первая виноградная лоза выросла на крови, пролитой Змием. Предательство, войны и безвинная гибель нарушили хрупкое равновесие в мире стихий, и казалось, что род человеческий обречен в жертву Змею.

Но малая искра любви и надежды упала в мрачные чертоги Хель – бездны, откуда нет возврата. Светлый князь Драгомил Меровей, властелин Арконы, в одиночку встал против Змия. Боги даруют человеку лед и раны и светлое знание – знание рун, этим знанием сполна владел Драгомил. По его воле внезапная трехлетняя зима сковала Молочное море и приостановила нашествие крылатых ящеров, ибо на холоде их кровь текла медленнее.

Кони сбили копыта, мечи затупились, но победа была на стороне Драгомила! Чтобы сдержать натиск с востока, империя Дракона была огорожена высокой стеной в семьдесят локтей и длиной в тысячу дней пути c запада на восток. С этой же целью на южных окраинах княжества пленных ящеров запрягали в плуги и прокладывали глубокие Змиевы валы. Одичавшим племенам, вызволенным из-под гнета Змиева, Светлый Князь возвращал законы и грамоту. На этой древней грамоте были написаны священные заповеди Меровеев, их родословные книги и летописи прежних времен. С властью в голосе, с повелением во взгляде он исцелял безумие винопития наложением рук, и люди вспоминали, что они – Божичи! Так появилась надежда сбросить власть Змея…

Москва, Красная площадь. Наши дни.

Водну из грозовых июньских ночей, когда разгулявшийся ветер со скрипом раскачивал арбатские фонари и мял городскую сирень, как подгулявший хулиган неосторожную барышню, а его пособник дождь энергично смывал с улиц последние следы несостоявшихся преступлений… В самый бесприютный и зловещий час московской ночи по Красной площади бежал человек.

Он пересекал площадь наискосок – от угла Большой Никитской к мавзолею. Яростный ливень хлестал его по щекам, и беглец втягивал голову в плечи и выше поднимал ноги, чтобы не разбрызгивать лужи. Это был плотный крепыш лет этак пятидесяти, в коротком черном пальто и в широкой, надвинутой на глаза кепке. Его сильное, ритмичное дыхание свидетельствовало о достаточно крепком сердце, но экономное освещение и игра ночных теней превращали его знакомый и даже уютный облик в жутковатый морок, в гнетущее наваждение.

Это был дедушка Ленин, точь-в-точь такой, как на картинке старого букваря – лунно-лобастый, с узкими калмыцкими глазками и добротной бородкой без признаков седины. Но вместо всенародно известной лукавой усмешки или вдохновенного полета мысли, все его черты кривились от напряжения. С трудом переводя дыхание, он остановился и затравленно оглянулся назад. Его догоняли двое: первый – высокий, долговязый, в серой шинели без знаков отличия и в высоких кавалерийских сапогах; второй – приземистый кавказский старик в промокшем кителе и в брюках с лампасами – едва поспевал за ним на кривых подагрических ногах, а потом и вовсе отстал. С Никольской башни Кремля ударил слепящий прожектор. Известно, что яркий свет губителен для привидений: попав в пятно яркого света, Ильич заметался, как в западне. Со стороны было видно, что он потерял ориентиры: витиеватые очертания собора Василия Блаженного и растянутый в длину торговый дворец ГУМа растаяли в слепящем дожде. Первым в «солнечный круг» ворвался царственный призрак. Его холеные усыпики размокли в дожде, а ледяные выпуклые глаза, знакомые по портретам, округлились больше обычного, но даже в пылу погони этот энергичный стайер сохранял подобие величия, подобающего императорской особе. Он схватил убегавшего Ленина за фалды пальто, резким рывком развернул лицом к себе и провел подсечку. Потеряв равновесие, Ильич упал навзничь и растянулся на брусчатке. Монархический призрак насел сверху.