Юлия Алейникова - Тайное сокровище Айвазовского

— А почему здесь? — холодно, сохраняя дистанцию, спросила Вера.

— Думаю, в общежитии будет неудобно, — схитрил Коростылев.

Девушка хотела еще что-то спросить, но, видимо, передумала и просто внимательно смотрела на майора.

— Скажите, вы давно знаете Кирилина?

— Всю жизнь. — Сказала как отрезала.

От этого «всю жизнь» у Сергея Игнатьевича вдруг все вопросы из головы вылетели, так окончательно прозвучал ответ. Словно двумя словами все сказала о Кирилине и об их отношениях.

— Гм. А что вы делали вечером шестого декабря?

— После работы я встречалась с Митей, Дмитрием Кирилиным. Мы встретились у Медного всадника. Митя вышел из архива, перешел дорогу, и мы пошли гулять.

— Вы очень подробно рассказываете, — попытался спровоцировать ее Сергей Игнатьевич.

Но Вера на его выпад не отреагировала, просто стояла и ждала. Тяжелый кадр.

— А куда вы пошли потом? — Он решил пока не акцентировать интересующий его момент.

— Пошли мимо Исаакиевского собора, по проспекту Майорова, дошли пешком до Садовой, там сели на автобус, и Митя проводил меня до общежития.

— Скромная программа, — попробовал он еще один заход.

И снова она промолчала. Пришлось переходить к непосредственно интересующей его теме.

— Скажите, вы знаете, что ваш друг отрезал карманы у своего пальто?

— Еще бы. — Вера наконец хоть как-то отреагировала, скупо усмехнулась уголком рта. — Глупая выходка. Испортил пальто.

— Действительно. Не знаете, зачем ему это понадобилось?

— Выбрал вместо лечения ампутацию.

— Это что значит? — не понял майор.

— Он вечно совал в карманы что попало, они рвались, зашивать их было лень, он терял ключи, мелочь и все остальное. И наконец нашел соломоново решение — взял и отрезал их вовсе. — Впервые с начала их разговора ее лицо обрело мягкость, даже обаяние.

Интересная девушка. Слишком хороша для этого вялого задохлика Кирилина. Ей бы какого-нибудь летчика или морского офицера. Коростылев заставил себя встряхнуться, отогнать не относящиеся к делу глупости. Итак, к воде они не подходили, в Неву ничего не выбрасывали.

— А когда ваш друг сообразил отрезать карманы?

— Почти сразу, как стал ходить в пальто. В конце ноября, должно быть, — вернулась в свою раковину Вера.

— Вы не заметили, в тот вечер у него не было при себе какого-нибудь свертка?

— Кроме портфеля, у него ничего с собой не было.

— А какое настроение было у вашего приятеля? Вы не заметили ничего подозрительного? Может, он был взволнован или, наоборот, излишне молчалив?

— Он вел себя как обычно. Много говорил о своей работе.

— Ясно, — безнадежно вздохнул Коростылев.

— Это все? Могу быть свободна? — сухо спросила Вера Молчанова, глядя прямо ему в глаза.

— Да, конечно. Хотя постойте. Кто может подтвердить, что вы встречались в тот вечер? — Совсем он от огорчения хватку потерял.

— Медный всадник. — В ее голосе не было и тени иронии. — Зимой по вечерам там людей немного, но, может, кто-то нас и видел.

— А сотрудники архива? — не отставал Коростылев.

— Не знаю, спросите их. Я стояла у памятника, а не у входа в архив.

Ни волнения, ни эмоций. Может, и не врет.

— Я могу идти? — вывела его из раздумий Вера.

— Да, идите.

Вот и весь разговор.

А все же точил Сергея Игнатьевича червь сомнения. Не успокоился он на этом разговоре, попробовал отыскать свидетелей того, чем занимался Кирилин в тот вечер, и достоверно выяснил только одно — на проходной Вериного общежития его видели. Вот и выходило, что никаких улик и фактов по делу как не было, так и нет. И мотива нет. Кроме письма того пропавшего, а когда оно пропало — поди докажи.

Так что пил Коростылев от отчаяния и тоски смертной, и терзал его стыд — перед Галей-покойницей, перед Костиком, сиротой горемычным. Не мог никак понять Сергей Игнатьевич, как так вышло, что он, опытный сыщик, который и не такие дела раскрывал, раз в жизни так опростоволосился, убийство единственного дорогого человека распутать не смог. А может, не надо было ему лезть в это дело? Признался бы честно, что они с Галей едва не поженились, и пусть бы расследованием кто другой занимался, может, и раскрыл бы, а? Может, у него глаз замылился? Может, в горячке недосмотрел чего, недопонял, пропустил?

— А, Жорка? Может, я виноват? — поднял он на лейтенанта красные, слезящиеся от табачного дыма и алкоголя глаза. — Месть мне разум застила, вот и пропустил главное, а?

— Да вы что, Сергей Игнатьевич? Да мы же с вами день и ночь, день и ночь, — надрывно, бессвязно залопотал Жорка. — Да мы всех их наизнанку…

Жоркины пламенные слова не успокоили майора, и он, чтобы унять тоску и страх, хлопнул еще водки, а потом еще и еще. Очнулся уже утром с тяжелой головой и жутким сушняком. На сердце было еще гаже, чем накануне. За столом, положив голову на руки, сопел, пуская слюни, Жорка Николаев.

Сам напился, старый дурак, еще и парнишку зачем-то напоил. Хорошо хоть, Костика дома не было, в школу убежал, а то и вовсе со стыда сгореть. Вот так отчим, пример для подражания! Еще подумает, что с пьянью законченной живет. И Галя бы такого не одобрила.

— Сам посуди, Протасова не могла ведь убить? — бледный, осунувшийся, с красными от пьянства и недосыпа глазами, в сотый раз спрашивал майор Коростылев Жорку Николаева.

— Не могла, — категорически соглашался лейтенант.

— Щукина могла?

— Нет, — снова мотал головой Жорка.

— Борисов мог убить?

— Нет. Наверное. — Здесь Жорка не был так уверен.

— А Кирилин мог?

— Мог, — горячо согласился лейтенант.

В душе лейтенанта не было той уверенности, какую он демонстрировал, но Кирилин был ему никто, а Сергея Игнатьевича до слез жалко. Во что превратился человек за последний месяц? Развалина. И, что самое скверное, дело они и правда не раскрыли. А ведь как старались, ночей не спали.

— А мы с тобой доказали его вину? Нет, — вырвал Жорку из размышлений майор и звонко шлепнул ладонью по столу. — Улики нашли? Нет. Факты добыли? Мотив раскопали? Нет. И что мы с тобой после этого за сыщики, а?

— Хреновые, — тяжело вздохнул Жорка.

— Вот сейчас мне начальство все это и растолкует, в развернутом, так сказать, виде. Может, и в звании понизят, и правильно, в общем-то, сделают. Еще лучше, если из органов попрут.

И он, громко хлопнув дверью, вышел из кабинета.

Ленинград, 1975 год

— Итак, — безрадостно глянул на подчиненных майор Терентьев. — Докладывай, Алексей, свои соображения.

— Юрий Васильевич, мы с Сергеем за два дня опросили всех владельцев бежевых «Волг» в Ленинграде и ближайших пригородах. Ни один из них не сознался в знакомстве с Коростылевым, и ни один не имеет отношения к НИИ. Алиби у большинства из них нет, потому как спали в родной кровати в обнимку с женой. И об угоне машины ни один из них не заявлял. Но есть один факт, — многозначительно поднял брови Алексей.