Стивен Хантер - Я, Потрошитель

Я долго бродил по улицам, наслаждаясь ночным городом. Вокруг меня бурлил безумный лихорадочный карнавал, и поскольку погода стояла восхитительная, люди, казалось, хотя бы на время забыли свои невзгоды и наслаждались тем, что жизнь преподнесла им такие изысканные яства. Так я провел несколько часов, принимая участие во всеобщем празднике, радуясь, бесцельно слоняясь, наблюдая и, как нетрудно догадаться, собирая. Повсюду горели яркие огни, освещая раскрасневшиеся, довольные лица простых людей, радующихся тому, что они простые и что они люди. К полуночи я добрался до Уайтчепела, старательно избегая подземной железной дороги с ее быстроходными паровозами и плотными толпами пассажиров. Парад плоти был в полном разгаре. Я побродил еще немного, даже прошел по Бакс-роу, чтобы взглянуть на место своего предыдущего деяния. Там, на тротуаре, прямо под путепроводом через железнодорожные пути были цветы и свечи, в том самом месте, где я завалил бедную Полли. Рядом стояла небольшая группа людей, то и дело указывая друг другу пальцами на что-то, вероятно надеясь найти в темноте какую-нибудь улику, которую полиция пропустила при свете дня. Кажется, некоторые считают, что убийца непременно возвращается на место преступления, и хотя в данном случае это оказалось действительно так, произошло все не по велению воли и даже не вследствие какого-то смутного плана, а просто потому, что в данный момент мне так взбрело в голову.

Вернувшись на Уайтчепел-Хай-стрит, я прошел по ней, отыскал заполненное народом питейное заведение – это оказался «Рог изобилия» – и заказал кружку крепкого пива. Сделал я это не для того, чтобы успокоить нервы, ибо мои и так были абсолютно спокойны, а просто чтобы убить время. Но я хотел выйти заблаговременно и идти неспешной походкой, чтобы меня не запомнили извозчики и кучера конок. Осторожность не может быть чрезмерной, если не считать собственно момента действия, когда на краткое время требуется дерзость пирата, чтобы нанести удар и приступить к кровавой бойне, после чего быстро отступить под покровом темноты, прикинувшись маленьким неприметным человечком.

Где-то после двух часов ночи я покинул заведение; толпа заметно поредела, и у меня снова мелькнуло опасение, что я привлекаю к себе внимание. Теперь мой маршрут лежал по Уайтчепел-роуд, где было по-прежнему более или менее многолюдно; затем я свернул на более пустынные улочки и в конце концов оказался на пересечении Хэнбери и Брик-лейн, известной как «Проспект проституток». Улица была хорошо освещена, и хотя толпа заметно поредела, бизнес – основанный на неугасимом пламени похотливой плоти и извечной доступности раздвинутых ног – обеспечивал определенное оживление. Взглянув на часы, я увидел, что уже почти три ночи, и, вместо того чтобы двинуться по Брик-лейн, свернул направо, убивая время и дожидаясь, когда народу станет еще меньше. Заглянув в питейное заведение, я заказал еще один стакан крепкого пива и устроился за стойкой, откуда можно было наблюдать за улицей. Убедившись в том, что констеблей поблизости нет, я встал и вышел.

Я увидел ее сразу же. Невысокая и толстая, она, очевидно, вышла на промысел, добывать свои три пенса. На среднем пальце левой руки у нее были два кольца; я уже успел догадаться, к чему такая уловка. Все это как нельзя лучше встраивалось в мой план. Ускорив шаг, я нагнал ее и, оказавшись слева от нее, пошел рядом, слишком близко, нарушая негласный закон свободного пространства, красноречиво демонстрируя свои намерения. Женщина обернулась, но не полностью, и я увидел ее рыхлый профиль в четверть, мясистый нос, яркие краски дешевой косметики. Почувствовал исходивший от нее аромат туалетной воды. Женщина улыбнулась, демонстрируя на удивление ровные зубы, и прошептала:

– Ну, в чем дело, дорогуша? Джентльмен хочет немного развлечься?

– У меня действительно имеются такие намерения, красотка, – подтвердил я.

Я безукоризненно рассчитал время, осуществив перехват заранее и установив контакт как раз на пересечении с Хэнбери-стрит.

– В таком случае нам нужно милое укромное местечко, – сказала женщина и повела меня направо по Хэнбери, в темноту.

Мы шли медленно, моя возлюбленная и я, по темной улице – стиснутому ущелью из красного кирпича, – лишь кое-где освещенной лампой засидевшегося за книгой полуночника. Впереди через квартал сияла огнями Коммершл-стрит, по ней сновали люди – девушки, кавалеры, праздные гуляки. Мы шли слишком близко друг к другу, не пара, но в то же время и не посторонние люди. Тут и там нам встречались призрачные фигуры – проститутка, клиент, работяга, спешащий на утреннюю смену, – кто может сказать?

В конце квартала, как я и предвидел – ибо несколько дней назад предварительно изучил эти места, – женщина указала кивком направо и, навалившись на дверь, открыла ее и оказалась в темном проходе, ведущем к черному ходу в дом номер 29 по Хэнбери. Проскользнув в темный коридор, мы прошли мимо оставшейся слева пустынной лестницы и обосновались перед выходом.

– Ваша милость, у вас есть подарок для Энни? – спросила женщина.

В ее голосе прозвучал сырой ревматический кашель, словно легкие были полны смерти. Речь ее была слегка заплетающейся: не пьяная в стельку, а в том туманном состоянии, которое джин дарует перед тем, как полностью оглушить и свалить с ног.

Я вложил ей в руки трехпенсовик, и она, жадно схватив монетку, спрятала ее в какой-то потайной карман своего обширного темного платья.

– Давай пройдем чуть дальше, в укромный уголок, – предложил я.

Я опасался, что это место слишком открытое, что шум разнесется по всему дому или что сюда приведет своего кавалера другая шлюха, не догадываясь о том, что тут уже занято.

И здесь происходящее начало отклоняться от идеального плана. Выбрав это место, я сотню раз мысленно представил себе, как мы окажемся в темном коридоре, как я перережу женщине горло, как она быстро расстанется с жизнью, как я быстро сделаю то, что нужно сделать, и как гладко все пройдет. Однако ни один план не переносит столкновения с реальным миром.

– Милок, и здесь хорошо, ну же, дай мне задрать юбки, и мы сможем…

Словно подчиняясь собственной воле, моя левая рука змеей бросилась вперед, с силой вцепляясь женщине в горло. Оглядываясь назад, я понимаю, что не был готов к отпору, у меня определенно не было желания пререкаться и порог моего терпения был опасно низок, хотя я и не подозревал об этом, блаженно считая себя полностью собранным, крепко держащим в руках себя и дамочку. Но это было не так. Моя рука стиснула гортань и надавила со всей силой моих мышц и стоящей за ними воли. Даже в полумраке я увидел, как лицо женщины озарилось изумлением. С пережатой шеей, она не могла кричать, однако механизм гортани начал производить какие-то невнятные звуки отчаяния, сухие щелчки и хрипы, полустоны, лишенные слюны беззвучные крики, отзвуки внутренних органов, трущихся друг об друга, слова, выразить которые невозможно ни одним из существующих алфавитов, – весь спектр отхаркиваний сдавленного горла, и одна рука принялась слабо бить по моей руке, стискивающей глотку. Я сознавал, что так не пойдет, только не здесь, не в замкнутом помещении, где нам в любой момент могли помешать, поэтому правой рукой я схватил дряблые бицепсы и приложил усилие, толкая женщину вперед, наваливаясь на нее всей грудью, если вам угодно, направляя ее одной рукой, вцепившейся в руку, а другой, сжимающей горло, не переставая душить. Это был причудливый танец, беспорядочные метания прижатых друг к другу тел, продвигающихся к двери черного хода, до которой оставалось десять шагов, потом семь, потом четыре.