Стивен Хантер - Я, Потрошитель

Этот вечер я провел, бродя вокруг клуба. Поскольку радикалы верят (к счастью) в то, что любая собственность является преступлением, они считают замки на дверях чем-то омерзительным. Любой радикал или выдающий себя за радикала может спокойно войти в клуб, расположенный рядом с построенным из подручных материалов сооружением под названием двор Датфилда, каких полно в Уайтчепеле. На самом деле там нет никакого двора и нет никакого Датфилда, если не считать надписи на воротах. Я отметил, что проститутки то и дело отворяют калитку в запертых воротах, чтобы воспользоваться темнотой и уединением двора для быстрого удовлетворения клиента, после чего уходят, обязательно закрывая за собой калитку. Таким образом, это место идеально подходило для моих замыслов.

Но мне требовалось выяснить, какие развлечения предлагает клуб, поэтому я оказался в толпе из ста с лишним горлопанов, мнящих себя народными массами, которые во всю глотку – и среди них не было более голосистого крикуна, чем я – распевали священный гимн всех тех, кто считает, что, перед тем как строить, нужно сначала разрушить все до основания. Я опоздал к началу, поэтому свой вклад смог внести, только начиная с пятого куплета:

Довольно королям в угоду Дурманить нас в чаду войны! Война тиранам! Мир Народу! Бастуйте, армии сыны! Когда ж тираны нас заставят В бою геройски пасть за них – Убийцы, в вас тогда направим Мы жерла пушек боевых!

Очень проникновенные слова, но попробуйте спеть их в столовой 44-го Арджайлского пехотного полка, и вас тотчас же вздернут на дереве возле плаца. Что делали эти люди – планировали восстание в этом году или праздновали прошлогоднее? Откуда они, из Центральной Европы или из какой-нибудь республики на Балканах с непроизносимым названием? А может быть, они собирались пойти против самого Большого Медведя – а это означало, что из двухсот товарищей, находившихся в здании, по крайней мере сто пятьдесят являлись сотрудниками «охранки», царской тайной полиции… Однако их не будет интересовать, что происходит во дворе прямо у них под окнами, – все их мысли прикованы к далеким застенкам и комнатам пыток. Тем не менее я ни с кем не поделился своими сомнениями, явив собравшимся образ счастливого поджигателя и командира расстрельной команды. Чем громче я кричал, тем более невидимым становился.

После коллективного песнопения настал черед объятий и бормотания на разных языках, чуждых моему слуху, однако общей темой, царившей в зале, было братство, скрепленное действием водки. Все сияли алой краской революционного порыва или плохих сосудов. Когда бутылка дошла до меня, я отхлебнул глоток, обнаружил, что внутри жидкий огонь, более подходящий для битвы, а не для мирного общения, – но кто я такой, чтобы идти наперекор массам! Я обнимался, целовался, пожимал руки, вскидывал кулак, кричал и в целом был похож на пьяного медведя. Однако на этих подмостках наказания за переигрывание не бывает.

Через какое-то время, после того как подробности были обсуждены и приняты на нескольких языках – по некоторым вопросам споры велись слишком горячо, что наводило на мысль о том, что участники предпочитают спорить, а не устраивать революции, – и следующие массовые акции (они же пикники) спланированы, отложены и в конечном счете отменены, собрание разделилось на отдельные атомы. Различные группировки и фракции разошлись по своим кучкам, и одинокие волки, слишком ярые анархисты, чтобы присоединяться к кому бы то ни было, получили возможность бродить по всему залу. В мятом костюме и низко надвинутой на глаза шляпе я прекрасно подходил под эту категорию. Этот процесс позволил мне изучить здание, не привлекая к себе внимания. Собравшиеся чересчур оживленно обсуждали термидорианский переворот и то, кто возглавит программу электрификации Средних графств, не замечая, что творилось вокруг. В их представлении значение имели массы, а не один отдельно взятый человек. Я намеревался в самое ближайшее время показать им, как они ошибаются.

В любом случае здание представляло собой именно то, что можно ожидать от подобного места: на втором этаже – зал заседаний, чем-то похожий на перекрытый сводами храм какой-то религии; всевозможные вспомогательные помещения под ним и вокруг него, в том числе типография, чтобы при необходимости дать залп всеми орудиями; примитивная кухня, чтобы варить галлонами суп; читальный зал с собранием самых последних революционных произведений со всего мира; подвал, такой же, как любой другой подвал, в том числе под зданием Парламента. В общем, все банально.

То есть если не знать, где смотреть.

И действительно, куда он пропал? Вечеринка закончилась туманным приглашением «как-нибудь заглянуть» к профессору Дэйру, и я вернулся к рутине кровавых преступлений. Монстр пропустил сначала одну неделю, затем и следующую. Неужели он замыслил что-то из ряда вон выходящее? Или же решил сделать перерыв? А может быть, ему просто все это надоело? Подошла пора сбора хмеля, так что, быть может, чудовище отправилось за город, чтобы заработать несколько фунтов, наполняя мешки для пивоваров. А если речь идет о человеке состоятельном, возможно, он сейчас роскошествует в Антибе, ест улиток и прочие французские штучки, забыв на какое-то время про свой нож…

Какими бы ни были причины, О’Коннор прекрасно понимал, как это скажется на объемах розничных продаж в газетных киосках, от которых зависел наш тираж в сто двадцать пять тысяч экземпляров – «самый большой тираж вечерней газеты в Соединенном Королевстве». Я делал все, что в моих силах, и тут пришелся кстати сюжет про кольца, но после нелепости расследований убийств Полли и Энни, после бесчисленного множества абсурдных гипотез, после столь пустых действий, как создание общественного комитета, который предложил бы награду за любую информацию о преступнике, от чего до сих пор упрямо отказывался Уоррен (словно этот тип принадлежал к какой-то преступной сети и его могли бы выдать его собственные дружки, как простого мошенника или «медвежатника»), после многочисленных пламенных речей, обвиняющих евреев в том, сем и прочем, после заявлений высокопоставленных полицейских чинов о том, что тут замешаны «Ночные волки», «Зеленые подтяжки» или какие-нибудь другие банды, и, наконец, после голословных рассуждений о каком-то «русском верзиле», – даже это казалось бессмысленным и безнадежным. Я написал очаровательную едкую заметку о неэффективности полиции, но она не привлекла к себе внимания; Гарри Дэм пытался заново расшевелить затасканные страшилки про еврейские таинства, в которых до сих пор говорилось только о крови христианских младенцев, необходимой для приготовления мацы; но отныне, по утверждению Гарри, кровь уличных девок требовалась для некоего каббалистического ритуала, целью которого, полагаю, было сделать барона Ротшильда, и без того богатейшего человека в мире, вдвое богаче. Что же касается продвижения следствия, практических шагов решения проблемы, тщательного анализа улик – ничего этого не было и в помине. Не происходило ровным счетом ничего.