Стивен Хантер - Я, Потрошитель

Поднявшись на гребень, я увидел, что положение отчаянное. Из двенадцати человек в живых оставалось всего пятеро, все раненые. Старший сержант Тре у вор получил несколько рубленых и колотых ран и потерял много крови. Назре у вал еще один штурм. Подобрав с земли винтовку, я построил оставшихся в живых в неровную линию, подождал, когда орда нападет на нас, и сначала дал залп, а затем приказал открыть беглый огонь. Я сам, опять в нарушение правил и порядков, стрелял из винтовки как мог быстро, до тех пор, пока дере у вянное ложе не воспламенилось от раскалившегося ствола, и тогда от моей винтовки пошел дым. Оглянувшись, я увидел, что и у остальных ребят дела плохи, от их винтовок в пыльный воздух поднимался дым. Ох, если бы у нас был «Гатлинг», все сложилось бы совсем иначе. В любом случае наш плотный огонь остановил нападавших, и мы снова отстояли наши позиции.

Воспользовавшись затишьем, я приказал оставшимся в живых спуститься с холма, и они устремились вниз, радуясь тому, что избежали смерти на «Маленькой круглой вершине». Должен сказать, что, хотя в тот день нам на поле боя не всегда сопутствовал успех, ни один солдат роты «И» 66-го пехотного полка не отступил, не получив приказа, а когда приказ поступал, все делали это в бое у вом порядке, ведя огонь и при необходимости прибегая к штыкам. Какие это были замечательные солдаты и какая мне выпала честь командовать ими!

Что касается меня, я не мог оставить Тре у вора на произвол судьбы и жестоких афганских женщин с ножами. Господи Иисусе, как мне были ненавистны эти свирепые гарпии, творившие такие зверства с нашими ранеными ребятами, а мне довелось на это насмотреться… Мне удалось поднять Тре у вора, он оперся о меня, и мы спустились с холма. В какой-то момент еще три пуштуна присоединились к стычке, и мне пришлось отправить их в их рай для воинов, хотя сам я был тяжело ранен в руку. Последний из нападавших набросился на меня с кинжалом, но мне удалось подобрать с каменистой почвы штык, оброненный отступавшим солдатом, и, слава небесам, вонзить его во врага. Я не нашел другого места, куда нанести удар, кроме как в шею. Штык разорвал артерии и вены и вызвал поток крови, такой же алой, как и у меня. Увидеть вблизи, лицом к лицу, как человек умирает такой смертью, – это просто ужасно, какую бы лютую ненависть ты ни питал к врагу. Каким-то образом мне удалось довести сержанта до наших позиций, и я отдал приказ отходить в бое у вом порядке».

Да, наш Хью настоящий герой, правда? Он взбирается на этот чертов холм, убивает троих из револьвера и еще троих саблей, организует огонь, отражая новый натиск, во время затишья отправляет всех вниз, а затем на себе тащит раненого сержанта в безопасное место. На полпути на него нападают еще три разбойника, но он ловко расправляется со всеми тремя – готов поспорить, этот парень, как говорят у нас в Ирландии, был чертовским задирой, – хотя ему при этом чуть не отсекли руку. Отправив энтузиастов с ятаганами прямиком в ад, он тащит сержанта дальше. Я не мог точно сказать, поскольку рассказ о дальнейших похождениях продолжался на страницах, которых у меня не было, но мне очень хотелось верить, что сержант Тревор остался в живых. Можно ненавидеть войну, но трудно ненавидеть простого солдата.

И все-таки я здесь был не для этого, не для того, чтобы восторгаться храбростью некоего Хью Пикеринга Вудраффа, а для того, чтобы проверить его правописание. Поэтому я тщательно вчитывался в текст, втайне надеясь, что никаких отклонений не будет, и какое-то время мне так и казалось. Но затем вместо «боевой» – «бое у вой». Вместо «Тревор» – «Тре у вор». Вместо «револьвер» – «ре у вольвер». При определенных обстоятельствах, возможно под воздействием страха, усталости, смятения или других стрессов боевых действий, Вудрафф упорно вставлял в сочетание «ев» букву «у», начисто забывая о ней. Почему такое происходило? Сам он этого даже не замечал. Это было обусловлено каким-то странным заскоком у него в голове, совершенно безобидным, но тот, кто знал, что к чему, обратил на это внимание и использовал в качестве опознавательной метки.

И остальное: ненависть к афганским женщинам, легко распространяемая на женщин вообще… Спокойствие перед лицом смертельной раны в горло и обилия алой крови, хлынувшей из нее… Все было на месте.

– И что мы узнали? – спросил полковник из военного ведомства.

– Ничего такого, что заслуживает внимания, – сказал я. – Это действительно настоящий герой. Позвольте поинтересоваться, вы знакомы с его биографией?

– Уроженец Уэльса, окончил академию в Сэндхёрсте, третий сын священника методистской церкви, денег в семье не слишком много, но все люди неординарные, что особенно проявляется в подполковнике. Сейчас ничем не занимается, работает над словарем, в то время как в мире разумном он был бы членом Кабинета министров.

Я кивнул, стараясь не показать, как сразила меня наповал неопровержимая логика, утверждающая, что этот храбрейший из храбрых на самом деле был Джеком-Потрошителем.

– А теперь мне пора идти, мистер Джеб. Да, кстати, что это за имя – Джеб? Получается, я раскрыл конфиденциальную информацию человеку, имя которого мне даже неизвестно… Ну же, сэр, по крайней мере, объяснитесь.

– Это мой псевдоним в журналистике, – сказал я. – Меня называли по-разному, в том числе даже Сынок. Но я везде числился как «младший», хотя отец мой был пьяницей и у меня не было никакого желания носить его фамилию. Поэтому с некоторого времени я стал подписываться своими инициалами, Дж. Б. Моя младшая сестренка, чудесная девочка, не могла разделить эти две буквы, и в ее произношении они слились в «Джеб». Вот кто я такой, а раз вы спросили, сэр, я вам отвечу: фамилия моя Шоу. Джордж Бернард Шоу к вашим услугам.

Без даты

Отступление

Я выскользнул из двора, прошел по узкому проходу

и свернул направо на какую-то улицу.

Я не могу вспомнить,

хотя это случилось всего несколько часов назад. Неужели разразилась чума,

пока я был занят работой, и скосила остальное человечество?

Кажется, я несколько дней шел через серую непогоду,

прищурив глаза от жалящих капель, подобных кинжалам,

все мое тело дрожало, стараясь приспособиться к холоду.

Повсюду пустота и отголоски, обрывки бумаги, гонимые ветром,

собака с выпирающими сквозь кожу ребрами и без надежды в слезящихся глазах, в холодном

ветре запах мусора, дерьма, мочи и, конечно, крови.

Но наконец я их увидел. Один, затем два, затем три или четыре,

люди, готовящиеся встретить день и тот ад, который он принесет.